Джордж оруэлл памяти каталонии: Error 404 — The page cannot be found

Содержание

Книга Памяти Каталонии читать онлайн Джордж Оруэлл


Джордж Оруэлл. Памяти Каталонии

 

Не отвечай глупому по глупости его, чтоб и

тебе не сделаться подобным ему.

Но отвечай глупому по глупости его, чтоб он

не стал мудрецом в глазах своих.

Притчи 26, 5‑6

 


1.

 

За день до того, как я записался в ополчение, я встретил в Ленинских казармах Барселоны одного итальянца, бойца ополчения.

Перед штабным столом стоял кряжистый рыжеватый парень лет 25‑26; его кожаная пилотка была лихо заломлена набекрень. Парень стоял в профиль ко мне, уткнувшись подбородком в грудь, и с недоумением разглядывал карту, разложенную на столе офицером. Что‑то в его лице глубоко тронуло меня. Это было лицо человека, которому ничего не стоило совершить убийство, или не задумываясь, отдать жизнь за друга. Именно такими рисуются нам анархисты, хотя он был, вероятнее всего, коммунистом. Его лицо выражало прямоту и свирепость; кроме того, на нем было то уважение, которое испытывает малограмотный человек к людям, его в чем‑то, якобы, превосходящим. Было ясно, что не умея читать карту, он видел в этом дело, требующее колоссального ума. Не знаю почему, но мне, пожалуй, никогда еще не приходилось встречать человека – я имею в виду мужчину, – который мне так понравился бы, с первого взгляда. Из замечания, брошенного кем‑то из людей, сидевших за столом, выяснилось, что я иностранец. Итальянец поднял голову и быстро спросил:

– Italiano?[1]

– No, Inglés. Y tú?[2] – ответил я на своем ломаном испанском.

– Italiano.

Когда мы направились к выходу, он сделал шаг в мою сторону и крепко пожал мне руку. Странное дело! Вдруг испытываешь сильнейшую симпатию к незнакомому человеку, У меня было чувство, будто наши души, преодолев разделявшую нас пропасть языка и традиций, слились в одно целое. Мне хотелось верить, что и я понравился ему. Но я знал, что для того, чтобы сохранить мое первое впечатление от встречи с итальянцем, я не должен был с ним видеться. Разумеется, мы больше не встречались; встречи подобного рода были в Испании делом обычным.

Я рассказал об итальянце потому, что он живо сохранился в моей памяти. Этот парень в потрепанной форме, с трогательным и в то же время суровым лицом стал для меня выразителем духа того времени. С ним прочно связаны мои воспоминания об этом периоде войны – красные флаги над Барселоной, длинные поезда, везущие на фронт оборванных солдат, серые прифронтовые города, познавшие горечь войны, холодные грязные окопы в горах.

Было это в конце декабря 1936 года, то есть менее семи месяцев назад, но время это кажется ушедшим в далекое, далекое прошлое. Позднейшие события вытравили его из памяти более основательно, чем 1935 или даже 1905 год. Я приехал в Испанию с неопределенными планами писать газетные корреспонденции, но почти сразу же записался в ополчение, ибо в атмосфере того времени такой шаг казался единственно правильным.

Фактическая власть в Каталонии по‑прежнему принадлежала анархистам, революция все еще была на подъеме. Тому, кто находился здесь с самого начала, могло показаться, что в декабре или январе революционный период уже близился к концу. Но для человека, явившегося сюда прямо из Англии, Барселона представлялась городом необычным и захватывающим. Я впервые находился в городе, власть в котором перешла в руки рабочих. Почти все крупные здания были реквизированы рабочими и украшены красными знаменами либо красно‑черными флагами анархистов, на всех стенах были намалеваны серп и молот и названия революционных партий; все церкви были разорены, а изображения святых брошены в огонь. То и дело встречались рабочие бригады, занимавшиеся систематическим сносом церквей. На всех магазинах и кафе были вывешены надписи, извещавшие, что предприятие обобществлено, даже чистильщики сапог, покрасившие свои ящики в красно‑черный цвет, стали общественной собственностью.

«Памяти Каталонии» Оруэлл Джордж — описание книги | Эксклюзивная классика

Алтайский край

Альметьевск

Ангарск

Астрахань

Белгород

Благовещенск

Братск

Брянск

Брянская область

Владивосток

Владимирская область

Волгоград

Волгоградская область

Воронеж

Екатеринбург

Забайкальский край

Ивановская область

Иркутск

Кабардино-Балкарская Республика

Калужская

Калужская область

Карачаево-Черкесская Республика

Кемерово

Кемеровская область

Киров

Кострома

Краснодарский край

Красноярск

Красноярский край

Курганская

Курск

Липецк

Лиски

Москва

Московская область

Нижегородская область

Нижний Новгород

Нижний Тагил

Нововоронеж

Новосибирск

Омск

Оренбург

Оренбургская область

Орловская область

Пенза

Пермский край

Пермь

Приморский край

Республика Адыгея

Республика Башкортостан

Республика Бурятия

Республика Крым

Республика Мордовия

Республика Северная Осетия — Алания

Республика Татарстан

Республика Тыва

Республика Хакасия

Россошь

Ростов-на-Дону

Ростовская область

Рязань

Самара

Самарская область

Саратов

Саратовская область

Свердловская область

Севастополь

Смоленск

Ставрополь

Ставропольский край

Старый Оскол

Тамбов

Тверь

Томск

Тула

Тульская область

Тюменская область

Тюмень

Удмуртская Республика

Ульяновск

Ульяновская область

Ханты-Мансийский автономный округ

Челябинск

Челябинская область

Чувашская Республика

Энгельс

Ямало-Ненецкий автономный округ

Ярославль

Ярославская область

Джордж Оруэлл «Памяти Каталонии»

Это записки о гражданской войне в Испании 1936-1937 года, в которой Оруэлл принял участие. Он служил в ополчении ПОУМ (Рабочей партии марксистского единства), воевал, был ранен, находился в Барселоне в мае 1937 года и участвовал в столкновениях с гражданской гвардией.

Записки состоят как бы из двух частей: рассказа очевидца-участника и аналитического разбора.

Автор показывает войну в непривычном ракурсе. В ней нет героики, нет четкой цели и идеологической ориентированности. В окопах все это не имеет значения, отступая перед грязью, холодом, скукой и страхом схватить шальную пулю. Оруэлл отправлялся на войну с намерением убить хотя бы одного фашиста, потому что если каждый убьет одного фашиста, их скоро не останется на Земле. Как ни странно, с убийством противника на этой войне были большие проблемы. Армии располагались на пределах дальности поражения стрелкового оружия, а другого оружия практически не было ни у тех, ни у других. Да и стрелкового оружия было мало, и настолько старыми были эти винтовки, что не все годились для стрельбы. В военном плане ополчение было оснащено удручающе плохо.

И тем не менее, оно держало фронт. Держало, несмотря на трудности со снабжением, жуткий холод, необычную для армии организацию, когда командиры и рядовые бойцы признавались равными и никто не был обязан выполнять приказы, с которыми не согласен. Порыв испанских рабочих к созданию общества всеобщего равенства был настолько силен и глубок, что люди осознанно оставались в окопах — в холоде, грязи, с нехваткой чистой воды и теплой одежды — и сдерживали наступление франкистов.

Оруэлл рассказывает, что общество всеобщего равенства действительно сложилось в революционной Испании, на короткое время. Он наблюдал его с декабря 1936 года по апрель 1937, когда республиканское правительство начало наступление на левые партии, завершившееся к лету массовыми арестами. Революция в Испании была задавлена, хотя именно революционный порыв народа являлся основой противостояния фашизму.

Оруэлл подробно и интересно описывает национальные особенности той войны: природную доброжелательность испанцев, их терпимость к инакомыслию, щедрость и, в то же время, практичность, чудовищную непунктуальность и невозможное для европейца уважение к женщине. Испания предстает страной парадоксов, и как то становится понятным, что именно такой народ мог воплотить в жизнь идеалы анархизма в том виде, в каком они представлялись основоположникам этой утопической и очень человечной социальной теории. В революционной Испании анархизм не был утопией: был создан и успешно функционировал рабочий контроль на гражданских территориях, было создано анархическое ополчение, которое успешно сдерживало натиск более сильного врага, в Барселоне осенью и зимой 1936 года действительно существовала атмосфера равенства, которую сразу почувствовал англичанин Оруэлл, и ему было комфортно в этой атмосфере.

Аналитическая часть записок ценна тем, что сделана по горячим следам событий, когда газетные статьи и официальные точки зрения можно было сверить со свидетельствами очевидцев и первыми публикациями о спорных событиях. Автор попытался провести такой анализ по ключевым моментам оценки гражданской войны в Испании. При этом Оруэлл неоднократно подчеркивал, что его версия событий все-таки не претендует на полную объективность: личные пристрастия и ограниченность информации неизбежно отражается на предлагаемых им выводах, и это надо учесть. Такие отступления заставляют относиться к записям Автора с доверием, показывая, что он действительно старался честно рассказать о том, что видел и как понимал происходящее.

Гражданские войны — дело для людей, увы, привычное. Не так уж редко происходили они в нашей истории. Но гражданская война в Испании всегда будет особенной, поскольку это единственный практический опыт реализации одной из самых противоречивых социальных теорий 19-20 веков — построения анархического общества, основанного на всеобщем равенстве, самоуправлении и свободе воли.

В этой связи записки Оруэлла имеют особую ценность как свидетельство очевидца. Он подтверждает, что испанцы смогли воплотить в жизнь принцип всеобщего самоуправления, и созданные ими социальные структуры успешно работали в экстремальных условиях войны и конфликта политических сил. Официальную историю можно переписать, но такие вот биографические произведения все-таки доносят до людей крупицы правды. И это ценно.

Образ революционной Каталонии в публицистике Джорджа Оруэлла (статья первая) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 929:93:82-4

DOI 10.18413/2075-4574-2018-37-4-599-609

ОБРАЗ РЕВОЛЮЦИОННОЙ КАТАЛОНИИ В ПУБЛИЦИСТИКЕ ДЖОРДЖА ОРУЭЛЛА (СТАТЬЯ ПЕРВАЯ)

THE IMAGE OF REVOLUTIONARY CATALONIA IN THE PUBLICISM OF

GEORGE ORWELL (1st article)

А.П. Короченский A.P. Korochensky

Белгородский государственный национальный научно-исследовательский университет, Россия,

308015, ул. Победы, 85

Belgorod National Research University, 85 Pobedy str. Belgorod, 308015. Russia

E-mail: [email protected]

Аннотация

В данной работе предпринята попытка изучения вклада Джорджа Оруэлла в создание публицистической картины событий в Каталонии в один из переломных моментов истории Республики, во многом предопределивших её дальнейшую судьбу. В работе анализируется публицистический образ революционной Каталонии, созданный непосредственным участником событий 1936-1937 гг. в его публицистических работах, посвящённых борьбе против сил франкизма (книга «В честь Каталонии» (1938), а также эссе «Кое-что из испанских секретов» (1937) и «Вспоминая войну в Испании» (1942)). Оруэлл стал очевидцем поворота от антифранкистского единения республиканских сил, сплочённых в Народном фронте либо сотрудничавших с ним, к историческому предательству, которое разрушило это и без того нестабильное единство и предопределило последовавшее поражение Республики и социальной революции, начавшейся в Каталонии. Воспроизведены и проанализированные Оруэллом доминантные характеристики образа революционной Барселоны и борьбы республиканцев на антифранкистском фронте, а также публицистические картины подавления сталинистами политических «попутчиков» в ходе барселонских столкновений мая 1937 г. и последующих событий, приведших к падению Республики. В первой статье рассмотрены образные характеристики и эмоционально-нравственные оценки автора каталонских событий и их действующих сил вплоть до майских столкновений. Оруэлл изображает положение в Каталонии в начальный период пребывания там не только и не столько как ситуацию гражданской войны со всеми сопутствующими ей ужасами и хаосом, но, прежде всего, как одновременную социальную революцию, порыв к новой жизни. Образы защитников Республики, описания фронтовой обстановки представлены в работах Оруэлла без нарочитой героизации. Читателю дан объективный коллективный портрет участников антифранкистского ополчения, формирующий стойкое впечатление о безграничном самопожертвовании, духовном благородстве и стойкости каталонских республиканцев.

Abstract

In this paper we attempt to examine the contribution of George Orwell in the creation of journalistic picture of the events in Catalonia in one of the turning points of the history of the Spain Republic, in many respects predetermined its further destiny. Monographic works of Russian and British biographers of Orwell, historical documents, as well as the latest domestic and foreign studies of the history of the civil war in Spain were used. The paper analyzes the journalistic image of revolutionary Catalonia, created by a direct participant in the events of 1936-1937 in his journalistic works devoted to the struggle against the forces of francism (book «In honor of Catalonia» (1938), as well the essays. Orwell witnessed a turn from the anti-Franco unity of the Republican forces, united in the Popular front or cooperating with

it, to the historical betrayal that predetermined the subsequent defeat of the Republic and the social revolution that began in Catalonia. The author reproduces and analyzes the dominant characteristics of the image of revolutionary Barcelona and the struggle of Republicans on the anti-Franco front, as well as pictures of the suppression by Stalinists of political «fellow travelers» during the Barcelona clashes of may 1937 and subsequent events that led to the fall of the Republic. The first article deals with the dominant characteristics, emotional and moral assessment of the author of the Catalan events and their current forces up to the may clashes. Orwell portrays the situation in Catalonia in the initial period of stay there, not only and not so much as a situation of civil war with all its attendant horrors and chaos, but above all as a simultaneous social revolution, a rush to a new life. Images of defenders of the Republic, descriptions of the front situation are presented in the works of Orwell without heroization. The reader is given an objective collective portrait of the participants of the anti-Franco militia, forming a strong impression of the boundless self-sacrifice, spiritual nobility and resilience of the Catalan Republicans.

Ключевые слова: Каталония, испанская Республика, социальная революция, ополчение-милисианос, анархисты, ПОУМ, сталинисты, интернационализм.

Key words: Catalonia, Spanish Republic, social revolution, anti-Franco militia, anarchists, stalinists, POUM, internationalism.

Введение

Это тот самый случай, когда сражаться и быть разбитым — лучше, чем вообще не сражаться.

George Orwell. Homage to Catalonia

Гражданская война в Испании 1937-1939 годов вдохновила многих интеллектуалов на Западе и Востоке, которые видели в ней первую масштабную схватку сил демократии с нараставшей глобальной фашистской угрозой. Многие выдающиеся литераторы и журналисты, солидарные с республиканской Испанией, побывали в стране и отразили в своих произведениях пафос и противоречия развернувшейся там борьбы. Наряду с Эрнестом Хемингуэем, Джоном Дос Пассосом, Антуаном де Сент-Экзюпери, Анри Мальро, Михаилом Кольцовым, Ильёй Эренбургом в Испании побывал и Джордж Оруэлл (литературный псевдоним Эрика Артура Блэра).

Выдающийся британский писатель оставил блестящие публицистические работы, свидетельствующие как о благородстве и самопожертвовании левых республиканцев, так и о трагизме испанских событий1. В силу негативного отношения сталинистов к личности и творчеству автора «Скотного двора» и романа-антиутопии «1984» эти работы, существенно корректирующие привычную для советской историографии и широкой публики интерпретацию картины гражданской войны в Испании, долгое время не публиковались в России. Речь идёт о книге очерков «В честь Каталонии» (1938), эссе «Кое-что из испанских секретов» (1937) и «Вспоминая войну в Испании» (1942) 2

1 Вышедшие недавно в свет в России переводы этих работ не всегда адекватны оригиналам, поэтому лишают массового российского читателя возможности ознакомиться с их содержанием во всей полноте. Так, книга Дж. Оруэлла «Памяти Каталонии» в переводе В. Воронина (Дж. Оруэлл. Памяти Каталонии. Эссе. — М. Астрель. 2010) занимает в русском переводе чуть более ста страниц и всего 60 страниц — в книге из серии «Золотой фонд мировой классики» (Оруэлл Дж. Скотный двор. 1984. Памяти Каталонии. Эссе. — М., ИФ Пушкинская библиотека.йюп de la Seine. Б.г. 312 с.) Книга включает также полный перевод оруэлловского эссе «Вспоминая испанскую войну». В дальнейшем ссылки приводятся на это издание, а также на испа-ноязычный перевод книги Оруэлла.

Книга «В честь Каталонии» была закончена к середине января 1938 года и в апреле напечатана в издательстве «Секкер и Уорбург». Ее выход был отмечен несколькими хвалебными рецензиями. Написанная по горячим следам испанских событий, эта работа контрастировала как с освещением гражданской войны на Иберийском полуострове в мейн-стримовской британской прессе, так и с их интерпретацией в левых изданиях. Реакция периодики на происходящее в Испании подтверждала афоризм Эсхила о том, что на войне первой жертвой становится правда.

С подачи сталинистов их автор, жертвовавший в Каталонии своей жизнью в борьбе против фашиствующих франкистов, был заклеймен как троцкист и пособник фашизма. Очевидно, это обстоятельство не способствовало повышению интереса к оруэлловскому произведению среди читателей. После выхода книги о Каталонии Оруэлл подвергся бойкоту со стороны левых издателей и литераторов. Биограф Оруэлла М. Карп заметила, что в целом эта, несомненно, одна из лучших книг Дж. Оруэлла никакого коммерческого успеха при его жизни не имела — за двенадцать лет было продано всего 600 экземпляров [Карп, 2012]. К. Хитченс отмечает, что «…на протяжении всей жизни Оруэлла его «Памяти Каталонии» оставалась малозаметной принадлежностью редких книжных коллекций» [Хитченс, 2017]. Возможно, причина была и в том, что события в Каталонии потонули в потоке других судьбоносных исторических событий — в числе которых оккупация Гитлером Чехословакии, пакт Молотова-Риббентропа. В дальнейшем начало второй мировой войны переключило внимание публики на новые актуальные события чрезвычайной важности. Книга «В честь Каталонии» пережила ренессанс читательского внимания в послевоенные десятилетия и особенно востребована сегодня, когда в разных странах мира выходят в свет её многочисленные переиздания.

Оруэлловские тексты о Каталонии, неоцененные в прошлом, заслуживают изучения не только как блестящий образец публицистического мастерства, но и как историческое свидетельство непосредственного участника описываемых событий, существенно дополняющее журналистское и литературное творчество современников Оруэлла, писавших о гражданской войне в Испании. Однако до настоящего времени российская историческая наука и история журналистики не обращалась к углублённому анализу публицистического наследия Оруэлла, посвященного испанской гражданской войне. Так, в недавней обстоятельной диссертации Н.Н. Фомичева [Фомичев, 2016], посвященной реакции на события в Испании британской прессы — от мейнстримовских газет до левых и фашистских изданий — вклад Оруэлла-публициста не рассматривался. Однако по степени впечатляющей публицистической яркости, убедительности и литературного мастерства эти произведения находятся в первом ряду наиболее значительных работ, формирующих картину гражданской войны в Испании — пролога второй мировой войны.

Основная часть

В данной работе предпринята попытка изучения вклада Оруэлла в создание публицистической картины событий в Каталонии в один из переломных моментов истории Республики, во многом предопределивших её дальнейшую судьбу. При подготовке статьи использовались монографические работы российских и британских биографов Оруэлла [Карп, 2012; Карп, 2017; Фельштинский, 2014], исторические документы, а также новейшие отечественные и зарубежные исследования истории гражданской войны в Испании. Объектом исследования являются публицистические работы Оруэлла, написанные под влиянием его личного опыта пребывания в Барселоне и на фронте в рядах каталонского ополчения.

Первоначальному плану Оруэлла присоединиться к интербригадам в Испании не суждено было сбыться. По свидетельству биографов, направления в Испанию британским интернационалистам выдавала сталинистская компартия, руководство которой отклонило просьбу Оруэлла, сочтя его неблагонадёжным. В то время как большинство иностранных

антифашистов направлялись именно в интербригады, созданные Коминтерном и контролируемые из Москвы, «Оруэлл попал в отряд инакомыслящих, что позволило ему с первых позиций наблюдать живую историю Каталонии…» [Хитченс, 2017: 87]. Он влился в ряды ополчения, созданного Рабочей партией марксистского объединения (POUM) — организацией каталонских коммунистов-антисталинистов.

Оруэлл прибыл в декабре 1936 г. в Каталонию по линии Независимой рабочей партии Великобритании (ILP) с твёрдым намерением бороться против фашизма. Политическая ситуация в Каталонии в этот период была чрезвычайно сложной и противоречивой. На стороне республиканского правительства выступали пёстрые по политической и идейной ориентации силы, соперничавшие между собой за влияние. В их числе — анархистские Национальная конфедерация трудящихся (CNT) и Федерация анархистов Иберии (FAI), антисталинистская Рабочая партия марксистского объединения (POUM), а также пользовавшаяся поддержкой советского руководства Объединённая социалистическая партия Каталонии (PSUC) — региональное крыло Испанской коммунистической партии. PSUC являлась членом Коминтерна и проводником политики Москвы.

С сентября 1936 г. в Барселоне реальная власть принадлежала анархистам, которые имели наиболее существенную массовую поддержку, благодаря оказанному ими решительному сопротивлению франкистскому мятежу с первых же дней после его начала. Все каталонские профсоюзы и партии создали собственные отряды ополченцев; каждый из них был по сути дела политической организацией, подчиненной своей партии не в меньшей мере, чем центральному правительству.

На первых порах Оруэлл не стал разбираться в хитросплетениях политики в Каталонии и Испании в целом. Он разделял представление об испанской гражданской войне как начале решительного противоборства с наступлением фашизма. Публицист был возмущён пассивностью западных государств перед фашистской угрозой и поддержал мужество испанских республиканцев. Он писал: «Можно предполагать, что 18 июля (1936 г.), в день начала боев, все антифашисты Европы вздохнули с надеждой. Наконец-то нашлось демократическое правительство, вступившее в схватку с фашизмом. На протяжении многих лет так называемые демократические страны уступали фашистам на каждом шагу. Японцам разрешили хозяйничать, как им заблагорассудится, в Маньчжурии, Гитлер пришел к власти и приступил к резне своих политических противников всех мастей и оттенков; Муссолини сбрасывал грузы бомб на абиссинцев, в то время как пятьдесят три нации (надеюсь, я не ошибся в числе) благочестиво причитали: «Руки прочь!» [Оруэлл, 1943: 6162]. Оруэлл заметил: «Когда Франко сделал попытку свергнуть умеренно-левое правительство, испанский народ, неожиданно для всех, дал ему отпор. Казалось, что наступил поворотный пункт (не исключена возможность, что так оно и было на самом деле)» [Оруэлл, 1943: 62]. Вызванное этим воодушевление демократов во многих странах мира базировалось на представлении о борьбе против франкизма как исключительно антифашистской борьбе.

Описывая размежевание политических сил в Каталонии, Оруэлл писал: «Начиная примерно с 1937 года анархисты и POUM в какой-то мере действовали вместе». При этом влияние малочисленной POUM ограничивалось частью членов двухмиллионной CNT и не распространялось на FAI, которую публицист охарактеризовал как «настоящую анархистскую организацию». Публицист признавал глубокую укоренённость анархизма в Испании, а также несомненные заслуги анархистов в защите Республики: в первые два месяца войны именно анархисты, больше чем кто-либо другой, спасли положение, а гораздо позднее анархистское ополчение, несмотря на свою недисциплинированность, считалось самым боевым среди частей, состоящих исключительно из испанцев.

Уже через несколько дней после прибытия в Барселону Оруэлл присоединился к отряду ополчения (милиции), сформированному POUM — партией, взаимодействовавшей

с Независимой рабочей партией Великобритании3. Оруэлл писал: «Я приехал в Испанию с неопределенными планами писать газетные корреспонденции, но почти сразу же записался в ополчение, ибо в атмосфере того времени такой шаг казался единственно правильным» [Orwell, 2005: 20]. Он объяснил своё решение так: «Если бы меня спросили, почему я пошел в ополчение, я ответил бы: «Сражаться против фашизма». А на вопрос, за что я сражаюсь, я ответил бы: «За всеобщую порядочность» [Оруэлл 1943: 60]. Один из немногих среди ополченцев, кто умел обращаться с винтовкой, Оруэлл, служивший в юности в британской колониальной полиции в Бирме, решил применить свой опыт для превращения хаотичной массы необстрелянных энтузиастов в боеспособную силу.

В январе 1937 г. после непродолжительного периода организации и обучения ополченцев в барселонских казармах имени Ленина, где формировались боевые отряды POUM, Оруэлл направился на Арагонский фронт и до конца апреля сражался в районе города Уэска в рядах республиканских отрядов, состоявших из поумовцев и анархистов. После недолгого возвращения на побывку в Барселону в конце апреля-начале мая, когда там произошли столкновения между правительственными войсками и силами сталинистов с одной стороны, анархистами и активистами POUM — с другой, Оруэлл, участвовавший в этих событиях, возвратился на фронт, где был вскоре ранен и отправлен на лечение. В июне под угрозой репрессий Оруэлл с супругой были вынуждены покинуть Испанию и вернуться в Англию.

В книге «В честь Каталонии» отразились воспоминания Оруэлла об общей атмосфере, царившей после его прибытия в каталонской столице Барселоне, а также впечатления от участия в боевых действиях на стороне республиканцев. Прибыв в Барселону, публицист стал свидетелем революционного подъема, вызванного радикализацией политического процесса, когда борьба за Республику стала сочетаться с социальной революцией: по свидетельству Оруэлла, в декабре 1936 года в Барселоне «революция находилась в самом апогее» [Хитченс, 2017: 10]. Он писал: «…для человека, явившегося сюда прямо из Англии, Барселона представлялась городом необычным и захватывающим. Я впервые находился в городе, власть в котором перешла в руки рабочих». Однако в дальнейшем публицист признал: «Я не понял тогда, что в этом была смесь надежды с одной стороны и притворства с другой. Рабочий класс верил в начатую, но так и не завершенную революцию, а буржуа испугались, временно замаскировавшись под рабочих. В первые месяцы революции было, должно быть, много тысяч людей, которые, напялив комбинезоны, начали скандировать революционные лозунги, чтобы спасти свою шкуру» [Хитченс, 2017: 10].

Оруэлл описал охватившее его безотчетное солидарное чувство по отношению к встретившемуся ему в Барселоне интернационалисту-итальянцу, который олицетворял в его глазах революционное братство людей: «Странное дело! Вдруг испытываешь сильнейшую симпатию к незнакомому человеку. У меня было чувство, будто наши души, преодолев разделявшую нас пропасть языка и традиций, слились в абсолютном единодушии» [Оруэлл, 1943: 7-8]. С вдохновившим публициста образом интернационалиста прочно связаны воспоминания об этом периоде, сопровождаемые другими образами — красные флаги над Барселоной, длинные поезда, везущие на фронт оборванных солдат, серые прифронтовые города, познавшие горечь войны, холодные грязные окопы в горах.

Публицист признавал, что «к ощущению новизны примешивался зловещий привкус войны. Город имел вид мрачный и неряшливый, дороги и дома нуждались в ремонте, по ночам улицы едва освещались — предосторожность на случай воздушного налета, — полки запущенных магазинов стояли полупустыми. Мясо появлялось очень редко, почти совсем исчезло молоко, не хватало угля, сахара, бензина; кроме того, давала себя знать

3

В феврале 1937 г. для работы в представительстве ШР, расположенном в штаб-квартире РОиМ (бывшей гостинице «Фалькон»), в Барселону прибыла жена Оруэлла Эйлин Блэр.

нехватка хлеба. Уже в этот период за ним выстраивались стометровые очереди» [Оруэлл, 1943: 10-11].

Но Оруэлл отметил: «Главное же — была вера в революцию и будущее, чувство внезапного прыжка в эру равенства и свободы. Человек старался вести себя как человек, а не как винтик в капиталистической машине. Люди обретали достоинство, из их общения ушло подобострастие, исчезли обращения «сеньор» и «дон» [Оруэлл, 1943: 10-11]. «…Насколько я мог судить, народ был доволен и полон надежд. Исчезла безработица и жизнь подешевела; на улице редко попадались люди, бедность которых бросалась в глаза» [Оруэлл, 1943: 11].

Атмосфера свободы, всеобщего равенства людей, столь ценимого Оруэллом, произвела на него большое впечатление. Захват предприятий рабочими, начавшими вводить там самоуправление, общая демократичность общественной среды не могли не воодушевить человека, отвергавшего классовое деление людей, неравнодушного к социалистическим идеалам — и вместе с тем критически относящегося к советской сталинистской модели социализма [Кан, http]. Для самого Оруэлла социализм был и оставался на протяжении всей его жизни не догматическим идеологическим конструктом, а набором гуманистических морально-нравственных ценностей: «справедливость и свобода» или «справедливость и порядочность», братство людей, нетерпимость к тирании («социализм — это свержение тирании»). Он утверждал в своих публицистических работах, что верный курс любого честного человека — это курс на установление социализма [Ричардс, 2016].

Оруэлл признавался: «Многое из того, что я видел, было мне непонятно и кое в чем даже не нравилось, но я сразу же понял, что за это стоит бороться. Я верил., что нахожусь в рабочем государстве, из которого бежали все буржуа, а оставшиеся были уничтожены или перешли на сторону рабочих. Я не подозревал тогда, что многие буржуа просто притаились и до поры до времени прикидывались пролетариями» [Оруэлл, 1943: 10].

Революционная дисциплина в условиях всеобщего равенства. Однако отношение Оруэлла к происходящему в Барселоне, а затем и на фронте, не было сугубо эмоционально-восторженным. Он откровенно подмечал не только революционный порыв, охвативший ополченцев и всех тех барселонцев, кто поддерживал радикальные перемены, но и довольно язвительно описывал хаос и отсутствие военной дисциплины в рядах милисиа-нос. Заявив: «Я не пишу пропагандистской книжки и не собираюсь идеализировать ополченцев POUM», он писал, что в казарме имени Ленина, наспех переоборудованной из бывшей конюшни, царили грязь и беспорядок. «Впрочем, таков был удел каждого здания, которое занимали ополченцы. Казалось, что грязь и хаос — побочные продукты революции» — не без издевки заметил публицист [Оруэлл, 1943: 13].

На второй день пребывания Оруэлла в казармах началось так называемое обучение. И снова беспорядок: «Вначале был невероятный хаос. Новобранцы — в большинстве своем шестнадцати-семнадцатилетние парнишки, жители бедных барселонских кварталов, полные революционного задора, — совершенно не понимали, что такое война. Их даже невозможно было построить в одну шеренгу. Дисциплины не было никакой. Пререкались с командирами». Но «прошло несколько дней, и новобранцы научились ходить в строю и неплохо вытягиваться по команде «смирно». Кроме того, они знали, из какого конца винтовки вылетает пуля, но на том и кончались все их военные познания». По окончании обучения «оказалось, что из всего моего взвода, кроме меня, никто не умел даже зарядить винтовку, не говоря уж об умении целиться» [Оруэлл, 1943: 15].

Оруэлла удручало состояние военной подготовки ополченцев: «Совершенно очевидно, что если на подготовку солдата отведено всего несколько дней, его следует научить тому, что понадобится в первую очередь: как вести себя под огнем, передвигаться по открытой местности, стоять на карауле и рыть окопы, а прежде всего, — как обращаться с оружием. Но эту толпу рвущихся в бой ребят, которых через несколько дней собирались бросить на фронт, не учили даже стрелять из винтовки или вырывать чеку из грана-

ты». Но причиной тому была отнюдь не только бестолковость организаторов военной подготовки. Оруэлл заметил: «В то время я не сознавал, что это объяснялось отсутствием оружия. В Ленинских казармах винтовки были, по-видимому, только у часовых» [Оруэлл, 1943: 16].

Британский новобранец обнаружил, что в ополчении «полное равенство было основой всех взаимоотношений…». Воинских званий не существовало, и солдаты, и командиры получали одинаковое жалование, ели одну и ту же пищу, носили одинаковую одежду, не было чинов, погон, щелканья каблуками, козыряния. Оруэлл писал: «В определённом смысле это было неким предвкушением социализма, вернее мы жили в атмосфере социализма. Многое из общепринятых побуждений — снобизм, жажда наживы, страх перед начальством и т.д. — просто-напросто исчезли из нашей жизни» [Оруэлл, 1943: 131].

Публицист был поражён увиденным: «Конечно, идеального равенства не было, но ничего подобного я раньше не видел и не предполагал, что такое приближение к равенству вообще мыслимо в условиях войны». Он не согласился с теми, кто видел именно равенство причиной недостаточной военной эффективности ополчения: «Демократическая «революционная» дисциплина на практике гораздо прочнее, чем можно ожидать. В рабочей армии дисциплина — теоретически — добровольна, ибо основана на классовой преданности, в то время, как в буржуазной армии, дисциплина держится в конечном итоге на страхе» [Оруэлл, 1943: 36].

Биограф Оруэлла М. Карп писала: «Главы «В честь Каталонии», посвящённые собственно ополчению и фронту, переполнены пружинящей энергией человека, занимающегося трудным делом и зорко наблюдающего за окружающими и собой. Человека предельно честного.» [Карп, 2017: 230]. Оруэлл не скрывал своего отношения к реальному состоянию боеспособности ополченцев: «Признаюсь, однако, что впервые увидев положение на фронте, я ужаснулся. Как может такая армия выиграть войну? В это время все задавали этот вопрос, но, будучи справедливым, он был все же неуместен, — заметил публицист и добавил: — В данных обстоятельствах ополчение не могло быть намного лучше».

Но если бы необученные, плохо вооруженные милисианос не удерживали фронт, войска Франко свободно продвигались бы вперед, пользуясь отсутствием регулярной армии республиканцев, которая к тому моменту ещё только создавалась. Оруэлл напомнил: «Журналисты, которые посмеивались над ополченцами, редко вспоминали о том, что именно они держали фронт, пока в тылу готовилась Народная армия. И только благодаря «революционной» дисциплине отряды ополчения оставались на фронте; примерно до июня 1937 года их удерживало в окопах только классовое сознание». Оруэлл отмечал, что на счету ополчения были и победы, к тому же оно почти не знало дезертирства. Публицист пришёл к выводу: «Учитывая все обстоятельства, нужно признать, что ополчение воевало лучше, чем можно было ожидать» [Оруэлл, 1943: 39]. Ополчение виделось публицисту прообразом бесклассового общества. «Мы жили в обществе, в котором надежда, а не апатия или цинизм, были нормальным состоянием духа, где слово «товарищ» действительно означало товарищество и не применялось, как в большинстве стран, для отвода глаз» [Оруэлл, 1943: 132].

Оруэлл стал очевидцем становления дисциплины нового типа в рядах ополченцев. По прибытии на фронт он был назначен капралом, получив под своё командование центурию (взвод) — 12 ополченцев. «Шли дни, и дисциплина даже наиболее буйных отрядов ополчения заметно крепла. В январе я чуть не поседел, стараясь сделать солдат из дюжины новобранцев. В мае я короткое время замещал лейтенанта и командовал 30 бойцами, англичанами и испанцами. Мы уже несколько месяцев находились под огнем, и у меня не было никаких трудностей добиться выполнения приказов или найти добровольца для опасного задания». Публицист объяснил это так: «В основе «революционной» дисциплины лежит политическая сознательность — понимание, почему данный приказ должен быть выполнен; необходимо время, чтобы воспитать эту сознательность, но ведь нужно

время и для того, чтобы муштрой на казарменном дворе сделать из человека автомат» [Оруэлл, 1943: 37-38].

И эта дисциплина крепла в условиях лишений и страданий. Оруэлл писал: «Мне даже вспоминать тошно о том, как жили ополченцы в первые месяцы, когда еще ничего не было организовано. Помню, что в газете всего двухмесячной давности я наткнулся на заявление одного из лидеров РОЦМ, вернувшегося с фронта и обещавшего приложить все усилия к тому, чтобы «все ополченцы получили по одеялу. От этой фразы мороз пробирает, если вам когда-либо довелось спать в окопе» [Оруэлл, 1943: 14].

Советская военная помощь не поступала в отряды каталонских «попутчиков» -анархистов и поумовцев, поскольку распределялась через компартию и её близких партнеров. Оружие и амуниция из СССР разгружались южнее — в порту Валенсии — и поступали на мадридский фронт. Барселонское же ополчение не имело элементарного военного снаряжения: Оруэлл свидетельствовал, что бойцы были вооружены в основном старыми винтовками, патронов к ним было явно недостаточно, а те, что имелись, были очень плохого качества. У милисианос не было ни касок, ни штыков, почти не было пистолетов, а одна бомба (самодельная граната) приходилась на пятьдесят человек. Воевали без военных карт, без полевых биноклей и сигнальных ракет, отсутствовали саперные ножницы для резки колючей проволоки. Не было даже оружейного масла, поэтому для чистки оружия использовалось оливковое. Отряды ополчения были полностью лишены артиллерийской поддержки. Вспоминая о фронтовых днях, Оруэлл признавался, что мечтал, страстно мечтал, о нескольких батареях: «Пушки раздолбили бы неприятельские позиции с такой же легкостью, с какой молоток раскалывает орех. Но у нас пушек не было совершенно». Другой мечтой было завладение трофейным пулеметом. [Оруэлл, 1943: 119].

Пребывание на передовой линии, где люди постоянно находились в опасности, под угрозой гибели, совместно переживали лишения и тяготы окопной жизни, выявляло в фронтовиках их человеческие качества. Оруэлл был потрясён моральным обликом защитников республики — простых каталонских рабочих парней из бедных кварталов. Он писал: всякий «будет поражен их внутренним благородством, и прежде всего — их прямотой и щедростью… Есть в них щедрость в более глубоком смысле, подлинная широта души, с которой я встречался не раз и не два в наиболее трудных обстоятельствах» [Оруэлл, 1943: 18-19]. Автор этих строк на личном опыте пребывания и работы в Барселоне сам неоднократно убеждался, что эти качества, говорящие о великодушии каталонцев, и в наши дни являются замечательными чертами их национального характера.

Однако Оруэлл подметил и некоторые негативные стороны национального характера испанцев, которые вызывали у него неприятие вплоть до раздражения: «Испанцы многое делают хорошо, но война — это не для них. Все иностранцы приходили в ужас от их нерасторопности и прежде всего, — от их чудовищной непунктуальности» [Оруэлл, 1943: 19]. Особенно удручала британского интернационалиста их привычка оставлять решение важных вопросов «на потом», «до завтра», которое зачастую не наступало никогда. Так, по свидетельству Оруэлла, только на третий день после прибытия к месту боевых действий повстанцам были выданы винтовки, при этом выяснилось, что многие милисиа-нос не умеют с ними обращаться. Однако в дальнейшем Оруэлл не мог не отметить и страстную энергию, свойственную испанцам, когда они наконец-то всерьез принимаются за дело.

Ополчение РОиМ было направлено под Сарагосу, где линия фронта временно стабилизировалась, и не велись активные наступательные действия. Тянулись дни изматывающей окопной жизни. Публицист признавался: «В окопной жизни важны пять вещей: дрова, еда, табак, свечи и враг. Зимой на фронте они сохраняли свое значение именно в этой очередности, с врагом на самом последнем месте» [Оруэлл, 1943: 30]. Главное, что заботило противоборствующие стороны, был пронизывающий холод в окопах.

Автор не пытался представить себя храбрецом: «Мы приближались к фронту, приближались к бомбам, пулеметам и грязи. В глубине души я испытывал страх». Сцены на Арагонском фронте описаны без прикрас и пафоса, свойственного левым публицистам, героизировавшим борьбу республиканцев против фашизма. Пребывание на фронте было представлено как непрерывная борьба за выживание в холодных траншеях, без нормального питания, среди грязи и запаха человеческих нечистот. Но это правдивое описание фронтовой жизни способствует созданию у читателя объективной картины повседневного мужества и самопожертвования милисианос-анархистов и поумовцев, которые в тяжелейших условиях сдерживали продвижение франкистов на восток страны.

Но Оруэлл описывал пребывание на фронте не как цепь геройских событий, а как тягостную рутину: «Здесь, среди холмов, окружающих Сарагосу, нас донимали только скука и неудобства позиционной войны, — жизнь, как у городского клерка, лишенная существенных событий и почти такая же размеренная: караул, патруль, рытье окопов; рытье окопов, патруль, караул. На вершинах холмов, фашисты или республиканцы, горстки оборванных, грязных людей, дрожащих вокруг своих флагов и старающихся согреться.» [Оруэлл, 1943: 32].

Фронтовые воспоминания пронизывает самоирония автора: «Всё то, что принято называть ужасами войны, почти не коснулось меня. Самолеты не сбрасывали бомб поблизости, снаряды, сколько я помню, никогда не разрывались ближе чем в пятидесяти метрах от меня. Лишь однажды я участвовал в рукопашной схватке. (Замечу, что один раз — это на один раз больше, чем нужно)» [Оруэлл, 1943: 31-32].

Образ автора, воплощенный в публицистической книге «В честь Каталонии», требует особого изучения.

Заключение

Оруэлл изображает положение в Каталонии в начальный период пребывания там не только и не столько как ситуацию гражданской войны со всеми сопутствующими ей ужасами и хаосом. Но прежде всего — как одновременную социальную революцию, порыв к новой жизни, где не будет места неравенству и угнетению, где будет уважаться достоинство людей независимо от их происхождения и общественного статуса. В этом его публицистический портрет Каталонии периода гражданской войны отличается от видения других авторов (например, А. де Сент-Экзюпери, для которого события 1936-1939 годов были прежде всего трагедией, братоубийственной бойней).

Образы защитников Республики, описания фронтовой обстановки представлены в работах Оруэлла без нарочитой героизации. Автор не стремился затушевать неприглядные стороны боевой подготовки, оснащённости и фронтового быта каталонских милисиа-нос. Но нет в его работах и дегероизации республиканцев, несмотря на порой весьма колкие замечания в их адрес. Читателю представлен объективный коллективный портрет участников антифранкистского ополчения, формирующий стойкое впечатление о безграничном самопожертвовании, духовном благородстве и стойкости защитников Республики, поколебать которую смог только предательский удар в спину. Отряды милисианос Оруэлл описал как вдохновляющий пример бесклассового общества, где люди действуют не под угрозой насилия, а руководствуясь своими убеждениями.

Список литературы References

1. Данилин С.Ю. 2004. Гражданская война в Испании (1936-1939) — М., ИД «Вече».

Danilin S.Yu. 2004. Civil War in Spane. (1936-1939) — M., ID «Veche» (In Russian)

2. Кан А. Социализм Джорджа Оруэлла: очарования и разочарования. Режим доступа: http://www.bbc.com/russian/features-42860934

Kun A. Socialism of George Orwell: fascinations and disillusionments. Access mode: http://www.bbc.com/russian/features-42860934. (In Russian)

3. Карп М. 2012. Оруэлл в Испании. Иностранная литература, №12.

Karp M. 2012. Orwell in Span. Foreign Literature. #12. (In Russian)

4. Карп М., 2017. Джордж Оруэлл. Биография. — СПб.: Вита Нова. 608.

Karp M. 2017. Georg Orwell. The biography. de la Seine. Б.г. 312.

Orwell, George. Homage to Catalonia — Paris. Edition de la Seine (In Russian)

10. Оруэлл Дж. Памяти Каталонии. Эссе. — М., Астрель. 2010.

Orwell, George. Homage to Catalonia. Essays. (In Russian)

11. Оруэлл Дж. Памяти Каталонии. — М., АСТ, 2003.

Orwell, George. Homage to Catalonia. — М., АСТ, 2003 (In Russian)

12. Оруэлл Дж. Кое-что из испанских секретов. Оруэлл Дж. Памяти Каталонии. Эссе. -М., Астрель. 2010. с. 148-162.

Orwell, George. Spilling the Spanish Beans. In: Orwell, George. Homage to Catalonia. Esseys. (In Russian) — M., Astrel. 2010. p. 148-162. (In Russian)

13. Оруэлл Дж. Вспоминая войну в Испании. Оруэлл Дж. Памяти Каталонии. Эссе. — М., Астрель. 2010. с. 109-148

Orwell, George. 2010. Looking back to the Spanish War. In: Orwell, George. Homage to Catalonia. Essays. (In Russian) — M., Astrel. p.

14. Оруэлл Дж. Вспоминая войну в Испании, 1943 (en, ru) Перевод: 1988. Зверев А.М. Режим доступа: http://orwell.ru/library/essays/Spanish_War/

Orwell George. Looking back to the Spanish War 1943 (en, ru). Access mode: http://orwell.ru/library/essays/Spanish_War/(In Russian)

15. Пчелинов-Образумов А.А. 2015. Гражданская война в Испании 1936-1939 гг. и российская политическая эмиграция. Автореф. дисс. на соискание ученой степени кандидата исторических наук по специальности 07.00.03 Всеобщая история. (Новая и новейшая история). Белгород.

Pchelinov-Obrazumov A.A. 2015. Civil War in Spane (1936-1939) and Russian political emigration. Avtoref. of dissertation. — Belgorod. (In Russian)

16. Ричардс В. Колин У., У|лтер Н. 2016. Оруэлл в семейном кругу и в среде анархистов. -М. Common place. — 136.

George Orwell at Home (And Among the Anarchists) (2016) — М. Common place. — 136 p. (In Russian)

17. Солано В. 2013. Против Франко, против Сталина. Рабочая партия марксистского единства (ПОУМ) в испанской революции и гражданской войне (1936-1939 гг.) — М., Либроком. 2013.

Solano B. 2013. Against Franko, Against Stalin, Worker’s Party of Marksist Unity (POUM) in Spanish Revolution and Civil War. (1936-1939) — М., Librikom. (In Russian)

18. Томас Х. 2003.Гражданская война в Испании (1931-1939). — М.

Tomas H. 2003. Civil War in Spain (1936-1939) — М. (In Russian)

19. Фельштинский Ю., Чернавский Г. 2014. Джордж Оруэлл. Жизнь, труд, время. — М, Книговек.

Feldshinsky Yu., Chernavsky G. 2014. George Orwell. Life, Labor, Time. — М, Rnigovek. (In Russian)

20. Фомичев Н.Н. 2016. Гражданская война в Испании (1936-1939 гг.) и формирование образа врага в британской печатной пропаганде. Автореф. дисс. на соискание ученой степени кандидата исторических наук по специальности 07.00.03 Всеобщая история. (Новая и новейшая история). — Белгород.

Fomichev N.N. 2016. Civil War in Spain (1936-1939) and the creating of the image of enemy in British press propaganda. Avtoref, diss. — Belgorod. (In Russian)

21. Хитченс К. 2017. Почему так важен Оруэлл. — М., Гранд Мастер.

Hitchens Ch. 2017. Why Orwell Matters. — М., Grand Master. (In Russian)

22. Шубин А.В. Столкновения в Барселоне в мае 1937 г. и падение правительства широкой антифашистской коалиции. Режим доступа: http://www/soviethistory/socialism/a-30/html

Shubin A.V. Barcelona clashes in May 1937 and falling of the government of broad anti-fachist coalition. Access mode: http://www/soviethistory/socialism/a-30/html (In Russian)

23. Orwell, George. Homage to Catalonia. — L., Mariner books. 1980.

24. Orwell, George. Homenaje a Cataluña. — Barcelona. Ed. Virus. 2005.

Джордж оруэлл — памяти каталонии. Джордж Оруэлл «Памяти Каталонии Памяти каталонии джордж оруэлл

Джордж Оруэлл

Памяти Каталонии

Не отвечай глупому по глупости его, чтоб и

тебе не сделаться подобным ему.

Но отвечай глупому по глупости его, чтоб он

не стал мудрецом в глазах своих.

Притчи 26, 5-6

За день до того, как я записался в ополчение, я встретил в Ленинских казармах Барселоны одного итальянца, бойца ополчения.

Перед штабным столом стоял кряжистый рыжеватый парень лет 25-26; его кожаная пилотка была лихо заломлена набекрень. Парень стоял в профиль ко мне, уткнувшись подбородком в грудь, и с недоумением разглядывал карту, разложенную на столе офицером. Что-то в его лице глубоко тронуло меня. Это было лицо человека, которому ничего не стоило совершить убийство, или не задумываясь, отдать жизнь за друга. Именно такими рисуются нам анархисты, хотя он был, вероятнее всего, коммунистом. Его лицо выражало прямоту и свирепость; кроме того, на нем было то уважение, которое испытывает малограмотный человек к людям, его в чем-то, якобы, превосходящим. Было ясно, что не умея читать карту, он видел в этом дело, требующее колоссального ума. Не знаю почему, но мне, пожалуй, никогда еще не приходилось встречать человека – я имею в виду мужчину, – который мне так понравился бы, с первого взгляда. Из замечания, брошенного кем-то из людей, сидевших за столом, выяснилось, что я иностранец. Итальянец поднял голову и быстро спросил:

– No, Inglés. Y tú? – ответил я на своем ломаном испанском.

Когда мы направились к выходу, он сделал шаг в мою сторону и крепко пожал мне руку. Странное дело! Вдруг испытываешь сильнейшую симпатию к незнакомому человеку, У меня было чувство, будто наши души, преодолев разделявшую нас пропасть языка и традиций, слились в одно целое. Мне хотелось верить, что и я понравился ему. Но я знал, что для того, чтобы сохранить мое первое впечатление от встречи с итальянцем, я не должен был с ним видеться. Разумеется, мы больше не встречались; встречи подобного рода были в Испании делом обычным.

Я рассказал об итальянце потому, что он живо сохранился в моей памяти. Этот парень в потрепанной форме, с трогательным и в то же время суровым лицом стал для меня выразителем духа того времени. С ним прочно связаны мои воспоминания об этом периоде войны – красные флаги над Барселоной, длинные поезда, везущие на фронт оборванных солдат, серые прифронтовые города, познавшие горечь войны, холодные грязные окопы в горах.

Было это в конце декабря 1936 года, то есть менее семи месяцев назад, но время это кажется ушедшим в далекое, далекое прошлое. Позднейшие события вытравили его из памяти более основательно, чем 1935 или даже 1905 год. Я приехал в Испанию с неопределенными планами писать газетные корреспонденции, но почти сразу же записался в ополчение, ибо в атмосфере того времени такой шаг казался единственно правильным.

Фактическая власть в Каталонии по-прежнему принадлежала анархистам, революция все еще была на подъеме. Тому, кто находился здесь с самого начала, могло показаться, что в декабре или январе революционный период уже близился к концу. Но для человека, явившегося сюда прямо из Англии, Барселона представлялась городом необычным и захватывающим. Я впервые находился в городе, власть в котором перешла в руки рабочих. Почти все крупные здания были реквизированы рабочими и украшены красными знаменами либо красно-черными флагами анархистов, на всех стенах были намалеваны серп и молот и названия революционных партий; все церкви были разорены, а изображения святых брошены в огонь. То и дело встречались рабочие бригады, занимавшиеся систематическим сносом церквей. На всех магазинах и кафе были вывешены надписи, извещавшие, что предприятие обобществлено, даже чистильщики сапог, покрасившие свои ящики в красно-черный цвет, стали общественной собственностью. Официанты и продавцы глядели клиентам прямо в лицо и обращались с ними как с равными, подобострастные и даже почтительные формы обращения временно исчезли из обихода. Никто не говорил больше «сеньор» или «дон», не говорили даже «вы», – все обращались друг к другу «товарищ» либо «ты» и вместо «Buenos dias» говорили «Salud!»

Чаевые были запрещены законом. Сразу же по приезде я получил первый урок – заведующий гостиницей отчитал меня за попытку дать на чай лифтеру. Реквизированы были и частные автомобили, а трамваи, такси и большая часть других видов транспорта были покрашены в красно-черный цвет. Повсюду бросались в глаза революционные плакаты, пылавшие на стенах яркими красками – красной и синей, немногие сохранившиеся рекламные объявления казались рядом с плакатами всего лишь грязными пятнами. Толпы народа, текшие во всех направлениях, заполняли центральную улицу города – Рамблас, из громкоговорителей до поздней ночи гремели революционные песни. Но удивительнее всего был облик самой толпы. Глядя на одежду, можно было подумать, что в городе не осталось состоятельных людей. К «прилично» одетым можно было причислить лишь немногих женщин и иностранцев, – почти все без исключения ходили в рабочем платье, в синих комбинезонах или в одном из вариантов формы народного ополчения. Это было непривычно и волновало. Многое из того, что я видел, было мне непонятно и кое в чем даже не нравилось, но я сразу же понял, что за это стоит бороться. Я верил также в соответствие между внешним видом и внутренней сутью вещей, верил, что нахожусь в рабочем государстве, из которого бежали все буржуа, а оставшиеся были уничтожены или перешли на сторону рабочих. Я не подозревал тогда, что многие буржуа просто притаились и до поры до времени прикидывались пролетариями.

К ощущению новизны примешивался зловещий привкус войны. Город имел вид мрачный и неряшливый, дороги и дома нуждались в ремонте, по ночам улицы едва освещались – предосторожность на случай воздушного налета, – полки запущенных магазинов стояли полупустыми. Мясо появлялось очень редко, почти совсем исчезло молоко, не хватало угля, сахара, бензина; кроме того, давала себя знать нехватка хлеба. Уже в этот период за ним выстраивались стометровые очереди. И все же, насколько я мог судить, народ был доволен и полон надежд. Исчезла безработица и жизнь подешевела; на улице редко попадались люди, бедность которых бросалась в глаза. Не видно было нищих, если не считать цыган. Главное же – была вера в революцию и будущее, чувство внезапного прыжка в эру равенства и свободы. Человек старался вести себя как человек, а не как винтик в капиталистической машине. В парикмахерских висели анархистские плакаты (парикмахеры были в большинстве своем анархистами), торжественно возвещавшие, что парикмахеры – больше не рабы. Многоцветные плакаты на улицах призывали проституток перестать заниматься своим ремеслом. Представителям искушенной, иронизирующей цивилизации англосаксонских стран казалась умилительной та дословность, с какой эти идеалисты-испанцы принимали штампованную революционную фразеологию. В эти дни на улицах продавались – по несколько центавос штука – наивные революционные баллады, повествовавшие о братстве всех пролетариев и злодействах Муссолини. Мне часто приходилось видеть, как малограмотные ополченцы покупали эти баллады, по слогам разбирали слова, а затем, выучив их наизусть, подбирали мелодию и начинали распевать.

Это записки о гражданской войне в Испании 1936-1937 года, в которой Оруэлл принял участие. Он служил в ополчении ПОУМ (Рабочей партии марксистского единства), воевал, был ранен, находился в Барселоне в мае 1937 года и участвовал в столкновениях с гражданской гвардией.

Записки состоят как бы из двух частей: рассказа очевидца-участника и аналитического разбора.

Автор показывает войну в непривычном ракурсе. В ней нет героики, нет четкой цели и идеологической ориентированности. В окопах все это не имеет значения, отступая перед грязью, холодом, скукой и страхом схватить шальную пулю. Оруэлл отправлялся на войну с намерением убить хотя бы одного фашиста, потому что если каждый убьет одного фашиста, их скоро не останется на Земле. Как ни странно, с убийством противника на этой войне были большие проблемы. Армии располагались на пределах дальности поражения стрелкового оружия, а другого оружия практически не было ни у тех, ни у других. Да и стрелкового оружия было мало, и настолько старыми были эти винтовки, что не все годились для стрельбы. В военном плане ополчение было оснащено удручающе плохо.

И тем не менее, оно держало фронт. Держало, несмотря на трудности со снабжением, жуткий холод, необычную для армии организацию, когда командиры и рядовые бойцы признавались равными и никто не был обязан выполнять приказы, с которыми не согласен. Порыв испанских рабочих к созданию общества всеобщего равенства был настолько силен и глубок, что люди осознанно оставались в окопах — в холоде, грязи, с нехваткой чистой воды и теплой одежды — и сдерживали наступление франкистов.

Оруэлл рассказывает, что общество всеобщего равенства действительно сложилось в революционной Испании, на короткое время. Он наблюдал его с декабря 1936 года по апрель 1937, когда республиканское правительство начало наступление на левые партии, завершившееся к лету массовыми арестами. Революция в Испании была задавлена, хотя именно революционный порыв народа являлся основой противостояния фашизму.

Оруэлл подробно и интересно описывает национальные особенности той войны: природную доброжелательность испанцев, их терпимость к инакомыслию, щедрость и, в то же время, практичность, чудовищную непунктуальность и невозможное для европейца уважение к женщине. Испания предстает страной парадоксов, и как то становится понятным, что именно такой народ мог воплотить в жизнь идеалы анархизма в том виде, в каком они представлялись основоположникам этой утопической и очень человечной социальной теории. В революционной Испании анархизм не был утопией: был создан и успешно функционировал рабочий контроль на гражданских территориях, было создано анархическое ополчение, которое успешно сдерживало натиск более сильного врага, в Барселоне осенью и зимой 1936 года действительно существовала атмосфера равенства, которую сразу почувствовал англичанин Оруэлл, и ему было комфортно в этой атмосфере.

Аналитическая часть записок ценна тем, что сделана по горячим следам событий, когда газетные статьи и официальные точки зрения можно было сверить со свидетельствами очевидцев и первыми публикациями о спорных событиях. Автор попытался провести такой анализ по ключевым моментам оценки гражданской войны в Испании. При этом Оруэлл неоднократно подчеркивал, что его версия событий все-таки не претендует на полную объективность: личные пристрастия и ограниченность информации неизбежно отражается на предлагаемых им выводах, и это надо учесть. Такие отступления заставляют относиться к записям Автора с доверием, показывая, что он действительно старался честно рассказать о том, что видел и как понимал происходящее.

Гражданские войны — дело для людей, увы, привычное. Не так уж редко происходили они в нашей истории. Но гражданская война в Испании всегда будет особенной, поскольку это единственный практический опыт реализации одной из самых противоречивых социальных теорий 19-20 веков — построения анархического общества, основанного на всеобщем равенстве, самоуправлении и свободе воли.

В этой связи записки Оруэлла имеют особую ценность как свидетельство очевидца. Он подтверждает, что испанцы смогли воплотить в жизнь принцип всеобщего самоуправления, и созданные ими социальные структуры успешно работали в экстремальных условиях войны и конфликта политических сил. Официальную историю можно переписать, но такие вот биографические произведения все-таки доносят до людей крупицы правды. И это ценно.

Оценка: 10

Коммунистическая партия борется за демократию, войска на фронте, объявляются предателями на зарплате у Франко, иностранные добровольцы в увольнении попадают в тюрьму, как дезертиры.

«Это какой-то Оруэлл», думал я. И действительно, это он!

Неудивительно, что до сих пор в России печатаются только несколько последних глав, ведь советская компартия показана лицемернейшей организацией, пресса — просто артиллерия лжи, население — толпа обывателей, которым плевать кто победит «только бы это поскорее закончилось».

Я закрываю читалку, и сбой стирает все мои заметки.

Фантазия рвется в реальность, и никто ей не помеха.

Оценка: 8

Автобиографическая повесть, полная ярких мыслей и точных замечаний, многие из которых занесены в мой внутренний «цитатник».

После прочтения становится ясно откуда у автора такая ненависть к тоталитаризму, лжи, террору.

Но, в отличии от 1984, главного героя, то есть самого Эрика Артура Блэра, ждет более счастливый финал, что не может не сказаться на общем светлом фоне произведения и фирменном юморе.

Меня очень порадовала светлая грусть, приправленная тонким английским юмором и проникновенными мыслями.

Отдельная моя благодарность писателю за ощущение причастности к реальной, не книжной истории и за веру в Человека, не Горьковского эгоцентриста, для которого все земное существует, который и живет-то ради… Человека (неясно только ради себя или Вождя). Оруэлловский Человек также знает, что рожден свободным и достойным справедливого отношения, также ценит свою и чужую интеллектуальную свободу, но благородство, великодушие и… патриотизм для него — не пустой звук, а властолюбец, какой личиной бы не прикрывался — враг.

PS: Все эссе и очерки Оруэлла обладают, помимо прочего, интересной особенностью: звучащие на высокой эмоциональной ноте, они при этом заставляют думать. Согласитесь, это не такое частое явление в литературе.

Оценка: 9

Джордж Оруэлл

Памяти Каталонии. Эссе

George Orwell

HOMAGE TO CATALONIA

© George Orwell, 1936, 1937, 1938, 1939, 1940, 1942, 1945, 1949

© Перевод. В. И. Бернацкая, 2016

© Перевод. И. Я. Доронина, 2016

© Перевод. В. П. Голышев, 2010

© Перевод. А. М. Зверев, наследники, 2010

© Перевод. А. Ю. Кабалкин, 2010

© Перевод. А. А. Файнгар, наследники, 2010

© Издание на русском языке AST Publishers, 2016

Памяти Каталонии

Не отвечай глупому по глупости его, чтобы и тебе

Не сделаться подобным ему;

Но отвечай глупому по глупости его, чтобы он не стал

Мудрецом в глазах своих.

Притч. 26: 4–5

В Барселоне, за день до записи в ополчение, я встретил в Ленинских казармах одного итальянца, бойца ополчения, он стоял у офицерского планшетного стола.

Это был молодой человек лет двадцати пяти – двадцати шести, крепкого сложения, широкоплечий и рыжеволосый. Кожаную кепку он лихо заломил набекрень. Молодой человек стоял ко мне в профиль и, уткнувшись подбородком в грудь, взирал с озабоченным видом на карту, развернутую одним из офицеров на столе. Что-то в его лице глубоко тронуло меня. Это было лицо человека, способного убить и в то же время отдать жизнь за друга? – такое лицо увидишь скорее у анархиста, хотя молодой человек наверняка был коммунистом. В его лице сочетались искренняя доброжелательность и жестокость, и еще благоговение, какое безграмотные люди испытывают перед теми, кто, по их представлению, стоит выше. Было видно, что он не умеет читать карту и считает подобное умение величайшим умственным достижением. Не знаю почему, но я мгновенно почувствовал к нему расположение, что случается очень редко – в отношении мужчин, я имею в виду. В разговоре, который велся у стола, кто-то упомянул, что я иностранец. Итальянец поднял голову и быстро произнес:

Italiano
?

No, Inglés. Y tú
? – ответил я на скверном испанском.

Italiano
.

Когда мы выходили, он прошел через всю комнату и крепко пожал мне руку. Удивительно, какое чувство близости можно испытывать к незнакомцу! Словно наши души, мгновенно преодолев языковые и национальные барьеры, установили тесную близость. Надеюсь, я ему тоже понравился. Но мне было понятно: чтобы удержать первое впечатление, я не должен его видеть снова. Стоит ли говорить, что мы больше никогда не встречались. Такие краткие встречи типичны для Испании.

Я упомянул этого ополченца, потому что он особенно живо запечатлелся в моей памяти. Его потрепанная форма, страстное, трагическое лицо олицетворяют для меня характерную атмосферу того военного времени. Этот образ связывает мои воспоминания о том этапе войны – красные флаги на улицах Барселоны; мрачные, медленно ползущие поезда, набитые солдатами в поношенных униформах; серые, разрушенные войной города вблизи линии фронта; утопающие в грязи и холодные как лед окопы в горах.

Эта встреча состоялась в конце декабря 1936 года, с тех пор прошло меньше семи месяцев, но кажется, она была в другой жизни. Последующие события изгладили из памяти то время больше, чем, к примеру, 1935 год или 1905-й. Я приехал в Испанию всего лишь с целью писать обзоры в газету, но почти сразу же вступил в ополчение: в обстановке того времени это казалось единственно возможным поступком. Власть в Каталонии принадлежала анархистам, и революция по-прежнему была в разгаре. Тем, кто находился здесь с самого начала, могло показаться, даже в декабре или в январе, что революционный период заканчивается, но человека, только что приехавшего из Англии, вид Барселоны потрясал и ошеломлял.

Впервые я попал в город, где рабочий класс выступал в первых ролях. Практически все здания, и большие, и поменьше, захватили рабочие, на этих домах развевались красные или черно-красные флаги – анархистов; на всех стенах были нацарапаны серп и молот и названия революционных партий; почти все церкви были ограблены, а изображения святых сожжены. Церкви повсюду методично разрушались рабочими группами. На каждом кафе или магазине висело объявление, что оно коллективизировано, коллективизировали даже будки чистильщиков сапог, а сами будки раскрасили в красно-черный цвет. Официанты и продавцы смотрели тебе прямо в лицо и обращались как с ровней. Услужливое и даже просто вежливое обращение временно исчезло. Никто не говорил «señior»
или «don»
или даже «usted
», все обращались друг к другу «товарищ» и на «ты» и приветствовали «salud»
вместо «buenos dias
». По новому закону запрещалось давать чаевые; одно из первых моих впечатлений – выговор, полученный мной от управляющего отелем, за попытку дать на чай лифтеру. Личных автомобилей не было видно – их конфисковали, а все трамваи, такси и прочий транспорт раскрасили в красный и черный цвета. Рядом с развешенными повсюду на стенах ярко-синими революционными плакатами все остальные малочисленные объявления казались грязной мазней. На Рамблас, широкой главной улице города, где всегда толпится народ, из громкоговорителей непрерывно, и днем и ночью, звучали революционные песни. И, что самое удивительное, именно это влекло сюда людей.

Со стороны казалось, что богатых здесь совсем не осталось. Кроме немногих женщин и иностранцев, все жители были скверно одеты. Практически все ходили в грубой рабочей одежде, или синих комбинезонах, или в подобии униформы ополченцев. Странное, трогательное зрелище! Я многого в этом не понимал, что-то меня даже раздражало, но с первого взгляда было ясно, что тут есть за что сражаться. Я верил, что все обстоит так, как кажется, и я действительно нахожусь в государстве рабочих, а буржуазия частично сбежала, частично погибла или добровольно перешла на их сторону. Мне не приходило в голову, что многие богачи просто залегли на дно, прикидываясь пролетариями.

Наряду со всем этим в воздухе витала нездоровая атмосфера войны. У города был запущенный вид – дома обветшалые; плохо освещенные улицы – из-за страха перед вражескими налетами; полупустые, убогие магазины. Недостаток мяса, отсутствие молока, нехватка угля, сахара и бензина, и самое важное – перебои с хлебом. Даже в то время очереди за хлебом тянулись подчас на сотни ярдов. И все же бросалось в глаза, что люди радуются и верят в будущее. Безработица отсутствовала, плата за жилье оставалась низкой. По-настоящему нуждающихся людей было мало, а попрошайничали только цыгане. Все трудности преодолевались верой в революцию и счастливое будущее, возможностью разом вступить в эру равенства и свободы. Люди старались быть людьми, а не винтиками в капиталистической машине. В парикмахерских висели анархистские предупреждения (большинство брадобреев здесь анархисты), в которых торжественно объявлялось, что парикмахеры больше не рабы. Яркие уличные плакаты призывали проституток отказаться от своего ремесла. Человека из очерствевшей, ироничной среды англоязычных народов могло смешить восторженное отношение идеалистически настроенных испанцев к затасканным революционным лозунгам. Тогда на улицах за несколько сантимов продавались революционные баллады с наивным содержанием, сводившемся к пролетарскому братству и нападкам на злобного Муссолини. Я часто видел, как какой-нибудь малограмотный ополченец покупал такую балладу, с трудом разбирал ее по слогам и, наконец, поняв что к чему, начинал распевать ее под подходящую мелодию.

Все это время я жил в Ленинских казармах, вроде бы готовясь к участию в военных действиях. Когда я вступил в ополчение, меня обещали отправить на фронт уже на следующий день, однако пришлось дожидаться набора следующей centuria
. Рабочее ополчение, торопливо набранное профсоюзами в начале войны, еще не было организовано по армейскому принципу. Воинское соединение состояло из «секций» (около тридцати человек), «центурий» (около сотни) и «колонн» (на практике просто достаточно большое число людей).

Ленинские казармы – это квартал из красивых каменных домов, здесь есть школа верховой езды и множество мощенных булыжником внутренних двориков. Раньше тут были кавалерийские казармы, их захватили во время июльского сражения. Центурия, в которую входил я, спала в одной из конюшен под каменными яслями, на которых сохранились клички лошадей. Всех лошадей конфисковали и отправили на фронт, но в конюшне все еще сохранялся запах конской мочи и гнилого овса. Я находился в казарме около недели. Больше всего мне запомнился неистребимый запах конюшни, надтреснутое звучание горна (все наши горнисты были любителями, и я впервые услышал настоящий звук испанского горна у оборонительного рубежа фашистов), топот тяжелых сапог во дворе казармы, невыразимо затянутые построения по солнечным морозным утрам, исступленные игры в футбол на манеже конной школы по пятьдесят человек с каждой стороны. В казарме жили не меньше тысячи мужчин и десятка два женщин, не считая жен ополченцев, которые стряпали на кухне. Женщины тоже служили в ополчении, хотя их было немного. Кстати, в первых боях они сражались бок о бок с мужчинами. Во время революции это только естественно. Но такое отношение менялось на глазах. Теперь ополченцев не пускали в здание школы, когда у женщин проходили строевые учения, потому что мужчины смеялись и подшучивали над подругами. А ведь несколькими месяцами раньше женщина с оружием в руках не вызывала насмешек.

Джордж Оруэлл — Памяти Каталонии (главы из книги) читать онлайн

Оруэлл Джордж

Памяти Каталонии (главы из книги)

Джордж Оруэлл

Памяти Каталонии (главы из книги)

После обычных проволочек — «maсana, maсana!» [ Завтра, завтра (исп.). ] — 25 апреля нас наконец сменил другой отряд; мы передали его бойцам винтовки, собрали свои вещмешки и строем двинулись назад, в Монфлорите. Я без сожаления покидал передовую. Вши плодились в моих брюках гораздо быстрее, чем я успевал истреблять их; целый месяц я ходил без носков, сносив последнюю пару, а ботинки у меня совершенно стоптались, так что я ходил почти что босиком. Я мечтал принять горячую ванну, надеть чистую одежду и выспаться на свежих простынях так страстно, как не мечтал ни о чем, живя нормальной, цивилизованной жизнью. В Монфлорите мы переночевали в амбаре; поднявшись после недолгого сна еще затемно, мы влезли в кузов грузовика, идущего в Барбастро, и поспели к пятичасовому поезду. Удачно пересев в Лериде на скорый, мы прибыли в Барселону в три часа пополудни 26 апреля. А вскоре грянула беда.

…После нескольких месяцев лишений я жаждал насладиться вкусной едой, вином, коктейлями, американскими сигаретами и прочими благами и, признаться, купался в роскоши, насколько это мне было по карману. В течение первой педели отпуска я предавался нескольким занятиям, которые престранным образом влияли друг на друга. Во-первых, я всячески наслаждался жизнью. Во-вторых, всю ту неделю я слегка прихварывал из-за того, что слишком уж увлекался едой и питьем. Почувствовав себя не вполне здоровым, я ложился в постель, через полдня вскакивал, снова объедался и снова заболевал. Одновременно с этим я вел тайные переговоры о приобретении револьвера. Револьвер мне был нужен позарез: в окопной войне от него куда больше проку, чем от винтовки. Добыть же его было делом чрезвычайной трудности. Правительство выдавало револьверы полицейским и офицерам Народной армии, но отказывалось выдавать их милиции; поэтому нам приходилось незаконным образом покупать их в подпольных арсеналах анархистов. После долгих хлопотливых поисков один мои приятель-анархист сумел-таки раздобыть для меня миниатюрный автоматический пистолет — жалкое оружие, бесполезное при стрельбе ыа расстоянии больше пяти ярдов, но все же лучше, чем ничего. А жь мимо всего отого я подготавливал почву для того, чтобы выйти из милиции ПОУМ п вступать в какую-нибудь другую часть. в составе которой меня наверняка отправят на Мадридский фронт.

Я уже давно говорил всем о своем намерении покинуть ряды милиции ПОУМ. Если руководствоваться сугубо личными симпатиями, я предпочел бы записаться к анархистам. Став членом НКТ, можно было вступить в милицию ФАИ’ [Федерация анархистов Испании], но, как мне сказали, ФАИ, вероятнее всего, послала бы меня не под Мадрид, а под Теруэль. Для того чтобы отправиться в Мадрид, мне надо было вступить в Интернациональную бригаду, а для зтого требовалось получить рекомендацию члена коммунистической партии. Я отыскал приятеля-коммуниста, прикомандированного к испанской санитарной службе, та объяснил ему мою ситуацию. Оц, кажется, загорелся желанием завербовать меня и попросил, чтобы я, если будет во.ч-моздио, уговорил еще кого-нибудь из англичан, связанных с НРП [Народная рабочая партия ], перейти вместе со мной. Будь у меня получше со здоровьем, я бы, наверное, тут же согласился. Сейчас трудно сказать, что бы изменилось для меня в результате. Вполне возможно, что меня послали бы в Альбасете еще до начала боев в Барселоне; в таком случае я, не увидев боев собственными глазами, мог бы принять за чистую монету официальную версию событий, С другой стороны, если бы я задержался в Барселоне, находясь уже в подчинении у коммунистов, но по-прежнему питая чувство личной преданности моим товарищам из ПОУМ, я оказался бы в труднейшем положении. Но впереди у меня была еще одна неделя отпуска, и мне хотелось окончательно поправиться перед возвращением на передовую. К тому же — вот такие мелочи всегда решают судьбу человека! — я должен был дожидаться, пока сапожники сошьют мне на заказ новую пиру походных сапог. (Во всей испанской армии не нашлось достаточно большой пары сапог, которая пришлась бы мпе по ноге.) Я сказал своему другу-коммунисту, что окончательно договорюсь с ним позднее.

А пока я хотел отдохнуть. Я даже вынашивал идею махнуть с женой на два-три дня куда-нибудь на взморье. Прекрасная идея! Предгрозовая политическая атмосфера должна была бы предостеречь меня от подобных фантазий.

Ведь за внешним фасадом города с его роскошью и растущей нищетой, кажущимся весельем на улицах, цветочными киосками, многоцветными флагами, пропагандистскими плакатами и толпами прохожих безошибочно угадывалось страшное политическое соперничество и ненависть. Люди самых разных убеждений с тревогой предсказывали: «Скоро начнутся беспорядки!». Источник опасности был элементарно прост и виден невооруженным глазом: антагонизм между теми, кто хотел, чтобы революция шла дальше, и теми, кто хотел сдержать или предотвратить ее, то есть в конечном счете между анархистами и коммунистами. В политическом отношении в Каталонии теперь не было иной власти, кроме власти ОСПК и ее союзников из либерального лагеря. Но ей противостояла политически неопределенная сила НКТ, не столь хорошо вооруженная и не столь ясно сознающая свои цели, как ее соперники, но имевшая большую численность и господствующее положение в ряде ведущих отраслей промышленности. Подобная расстановка сил таила в себе угрозу беспорядков. С точки зрения руководимого ОСПК Генералидада? [Правительство Каталонии] первейшим необходимым шагом на пути упрочения положения являлось изъятие оружия у рабочих — членов НКТ. Как я уже отмечал выше, меры по расформированию партийных милиций были, по существу, маневром для достижения этой цели. Одновременно шло восстановление в прежних функциях, укрепление и вооружение довоенной полиции, гражданской гвардии и подобных им формирований. Это могло означать только одно. Гражданская гвардия, в частности, являлась жандармерией обычного европейского образца, которая вот уже сотню лет исполняла роль охранительницы имущего класса. Наряду с этим был обнародован указ о сдаче частными лицами всего имеющегося у них оружия. Указ, естественно, не был выполнен: оружие у анархистов можно было отобрать только силой. Все это время ходили слухи, из-за цензуры печати всегда туманные и противоречивые, о происходящих по всей Каталонии мелких столкновениях. В некоторых местах вооруженная полиция производила налеты на учреждения, считавшиеся оплотом анархистов. В рабочих пригородах Барселоны произошло несколько стычек и потасовок более или менее неофициального характера. Были убиты несколько членов НКТ и ВСТ1 [Всеобщий союз трудящихся]на почве политической розни; порой после убийств устраивались вызывающе грандиозные похороны, совершенно сознательно превращаемые в акцию по разжиганию политической ненависти. Незадолго до моего приезда был убит член НКТ, и сотни тысяч членов НКТ приняли участие в похоронной процессии. В конце апреля, когда я только-только вернулся в Барселону, был убит — предположительно кем-то из НКТ — видный член ВСТ Рольдан Кортада. Правительство приказало закрыть в знак траура все магазины и устроило гигантскую похоронную процессию, которая по большей части состояла из военнослужащих Народной армии и казалась нескончаемой: последние участники траурного шествия прошли мимо гостиницы, из окна которой я без всякого энтузиазма наблюдал за ним, через два часа после его начала. Было ясно как божий день, что так называемые похороны являются просто-напросто демонстрацией силы; еще немного в этом же духе — и возможно кровопролитие. А ночью нас с женой разбудили звуки выстрелов, доносившиеся со стороны площади Каталонии, от которой гостиница отстояла не более чем па сотшо-другую ярдов. На следующий день мы узнали, что застрелили члена НКТ; вероятно, это было дело рук кого-то из ВСТ. Конечно, не исключалась возможность того, что все эти убийства совершались провокаторами. Об отношении иностранной капиталистической прессы к распре между коммунистами и анархистами можно судить по тому факту, что убийство Рольдана широко освещалось па страницах газет, а об ответном убийстве не было сказано ни слова.

Конец ознакомительного отрывка

Вы можете купить книгу и

Прочитать полностью

Хотите узнать цену?
ДА, ХОЧУ

Книга на выходные: «Памяти Каталонии», Джордж Оруэлл | Vogue Ukraine

Каждые выходные редакция Vogue.ua выбирает книги, которые ее впечатлили. На этой неделе старший редактор сайта Vogue.ua Виолетта Федорова рассказывает о книге «Памяти Каталонии» Джорджа Оруэлла — документальной повести о гражданской войне в Испании.

Когда я увидела в магазине эту книгу, схватила ее без раздумий. Во-первых, я очень люблю Оруэлла, во-вторых, книга оказалось акутальной как никогда: в эти дни в Испании как раз проходил референдум о независимости Каталонии, и я подумала что воспоминания Оруэлла о войне в Испании в 1936-м помогут мне разобраться, что же на самом деле происходит в этой стране в наши дни.

Джорджа Оруэлла многие знают как автора нашумевшего романа-антиутопии «1984», рассказывающего о жизни лондонца Уинстона Смита в тоталитарном обществе. С его проявлениями, а также постоянным враньем, на котором построена коммунистическая система, Оруэлл познакомился во время гражданской войны в Испании — этот опыт британец и описывает в книге «Памяти Каталонии».

«Памяти Каталонии» — это подробный автобиографический отчет о месяцах, которые Оруэлл провел на Арагонском фронте, сражаясь в рядах ополчения. Сначала автор подробно описывает устройство быта, боевые действия, а затем постепенно начинает разбираться в политической подоплеке этих событий, вспоминает, как испанская война подавалась в британских газетах, какое влияние на ход противостояния имело СССР. Параллели с нашей современностью возникают постоянно.

Джордж Оруэлл

Оруэлл не пытается искать правых и виноватых, он анализирует и описывает то, что видит: от грязи и нехватки воды вокруг до проблем с оружием и желания солдат просто согреться. На страницах «Памяти Каталонии» британец также протестует против политических репрессий и тотальных доносов, практикуемых испанскими коммунистами. Именно этот опыт помог ему лично познакомиться с проявлениями тоталитаризма и стать его злейшим врагом. 

«Память Каталонии» — книга, которая очень актуальна и сегодня, когда мир снова стал агрессивным, когда уровень пропаганды зашкаливает, а война намного ближе, чем кажется.

Мемуары Джорджа Оруэлла о гражданской войне в Испании — классика, но разве это плохая история? | Книги по истории

Гражданская война в Испании, развязанная 17 июля 1936 года в результате военного переворота против демократически избранного правительства Второй республики, стала репетицией Второй мировой войны. Британское, французское и американское правительства остались в стороне и позволили генералу Франсиско Франко при значительной помощи Гитлера и Муссолини победить республику. По сей день многие помнят эту войну как «последнее великое дело», войну добровольцев Интернациональных бригад, бомбардировку Герники и мини-гражданскую войну в рамках гражданской войны, которая велась в Барселоне как анархисты CNT. а квазитроцкисты Пума сражались с силами каталонского правительства, Женералитата, поддерживаемого коммунистами PSUC.

Восемьдесят лет назад на этой неделе по бульвару Рамбла в Барселоне раздались выстрелы. Многое из того, что происходило на улицах в майские дни, хорошо известно благодаря книге Джорджа Оруэлла Homage to Catalonia , но не почему. Герберт Мэтьюз, великий корреспондент New York Times , резюмировал возникшую проблему: «Книга сделала больше, чтобы очернить дело лоялистов, чем любая работа, написанная врагами Второй республики». Это прискорбно, поскольку для многих тысяч людей Посвящение Каталонии — единственная книга о гражданской войне в Испании, которую они когда-либо прочитают.

Рассказ очевидцев о двух фрагментах войны, книга представляет два бесценных репортажа: первый — яркое повествование об опыте милиционера на «тихом участке тихого фронта» в Арагоне, вызывающем страх, холод и, прежде всего, убожество, экскременты и вши из кишащих крысами траншей; второй — яркое описание нескольких дней и ночей, проведенных на террасе на крыше театра Полиорама на Рамблас, защищая штаб-квартиру Пума через дорогу.Рассказ Оруэлла о ядовитой атмосфере в Барселоне во время и после майских дней 1937 года бесценен, но он омрачен предположением, что сталинское удушение революции приведет в конечном итоге к победе Франко.

Посвящение Каталонии входит в любой список важных книг о гражданской войне в Испании. Он сформировал общественное мнение в англоязычном мире о войне и послужил источником вдохновения, например, для работ Кена Лоуча «Земля и свобода ».Однако, если ограничиться временем и местом присутствия Оруэлла в Испании, он определенно не будет там надежным анализом более широкой политики войны, особенно ее международных детерминант. Он явно ничего не знал о его происхождении или о социальном кризисе, стоящем за столкновениями в Барселоне. Ни в одном из своих произведений он не упоминает о своем предыдущем знакомстве с Испанией или когда-либо читал книгу на испанском о войне или о чем-то еще. Сам Оруэлл признал «мою приверженность, мои фактические ошибки и искажения, неизбежно вызванные тем, что я видел только один угол событий».

Поправки к тому, что он написал в Посвящении Каталонии , были отражены в его трудах после более поздних бесед в Лондоне с изгнанным республиканским премьер-министром Испании доктором Хуаном Негрином. Отвечая на его вопросы о более широких проблемах гражданской войны, Негрин объяснил, почему республика была вынуждена обратиться к Советскому Союзу как единственной великой державе, готовой продавать оружие. Он также обозначил проблемы попытки вести войну, имея дело с «разношерстным конгломератом несовместимых партий, профсоюзов и диссидентских групп, а также часто самозваных, в значительной степени неконституционных, местных и региональных« правительств »».Негрин пришел к выводу, что Оруэлл был «идеалистом и weltfremd [не от мира сего]».

Возможно, он не был таким потусторонним. Он представился Негрину только как «редактор Observer », не упомянув о своих связях с Пумом. Возможно, ему не нравилась эта ассоциация. В декабре 1938 года он написал своему другу: «Я более благосклонно отозвался о« линии »Пума, чем я на самом деле чувствовал… потому что капиталистическая пресса не слышала о ней и ничего, кроме клеветы в левой прессе, не слышала.Этот дух честной игры привел к тому, что Оруэлл отмахнулся от того, что Пум подорвал республику. Это кажется безответственным, учитывая, что он признал, что до майских событий пытался перейти из Пума в Интернациональные бригады. Это означало, что он симпатизировал мнению социалистов, либеральных республиканцев и коммунистов, согласно которому эффективная военная деятельность требует государственного контроля над экономикой и массовой мобилизации современной армии.

Он был в Пуме только потому, что был отвергнут Гарри Поллиттом, генеральным секретарем Коммунистической партии Великобритании.Итак, он прибыл в Барселону с полномочиями Независимой лейбористской партии. Его привезли в казармы им. Ленина в Пуме на Гран-Виа, где его приветствовали из-за его литературной известности. Оруэлл не пользовался популярностью среди британских ополченцев, которые, как и Поллитт, возмущались его «хрустальным итонским акцентом». Один сказал, что ему сразу же не понравился «высокомерный ублюдок»: «Он действительно не любил рабочих». Он был воодушевлен, обнаружив «город, в котором рабочий класс сидит в седле», но коллективистские эксперименты осени 1936 года не создали военной машины.Майские события были направлены на устранение революционных препятствий на пути эффективного ведения войны. Он признал это в своем эссе 1942 года «Оглядываясь назад на испанскую войну»: «Троцкистский тезис о том, что войну можно было бы выиграть, если бы революция не была саботирована, вероятно, был ложным. Национализация фабрик, снос церквей и выпуск революционных манифестов не сделали бы армии более эффективными. Фашисты победили, потому что они были сильнее; у них было современное оружие, а у других его не было ».

Однако в своей книге он выразил прореволюционные взгляды, основанные на незнании разрушительного воздействия на международный имидж республики зверств, совершенных против священников, землевладельцев и торговцев в Лериде Пумом и в восточном Арагоне анархистскими колоннами из Барселоны.Например, он совершенно неправильно понял печально известное дело Антонио Мартина Эскудеро, контрабандиста-анархиста, контролировавшего территорию франко-каталонской пиренейской границы, известную как Ла Серданья. Там он и его группа совершали акты бандитизма, зверства против духовенства и вымогательство людей, переходящих во Францию. В конце апреля он был убит в маленьком городке Беллвер в столкновении с местными жителями, решившими положить конец его террору. Оруэлл принимает анархистскую версию, в которой Мартин изображается как мученик, убитый силами Женералитата.

В Барселоне уже несколько месяцев нарастают общественные и политические столкновения. Напряжение, с которым столкнулся Оруэлл по прибытии в апреле, было результатом не враждебности коммунистов, а экономических и социальных бедствий. Каталонское население увеличилось из-за прибытия 300 000 беженцев. Напряженность жилья и питания увеличившегося на 40% населения Барселоны обострила существующие конфликты. До декабря 1936 года, когда CNT контролировала министерство снабжения, анархистское решение заключалось в реквизиции еды в деревне.Поскольку фермеры копили запасы для продажи на черном рынке, это спровоцировало дефицит и инфляцию. Затем PSUC взял на себя портфель поставок и реализовал более рыночный подход. Это взбесило анархистов, но проблемы не решило. В Барселоне были хлебные бунты и вооруженные столкновения за контроль над продовольственными магазинами между анархистами и PSUC.

Этот конфликт был лишь одним из аспектов гораздо более серьезного. Призыв Пума к созданию революционного рабочего фронта вместе с CNT ослаблял военные усилия.Более того, полностью оправданная публичная критика Пумом московских процессов была расценена как предательский подрыв отношений республики с ее единственным могущественным союзником. Чтобы обеспечить поставки российского оружия, 16 декабря в результате перестановок в кабинете министров был отстранен лидер Пума Андреу Нин. Однако враждебность к левым антисталинистам заключалась не только в потворстве русским. Многие каталонские анархисты не участвовали в войне. В середине марта несколько сотен анархистов, выступавших против милитаризации ополченцев, покинули фронт и забрали свое оружие в столицу Каталонии.В Барселоне у революционеров было 60 000 винтовок. Они отказались либо отдать их, либо сами пойти на фронт воевать. Разразится откровенный конфликт, это был лишь вопрос времени. Оруэлл, учитывая его скромное положение в ополчении Пум, ничего этого не видел.

По мере того, как столкновения в Барселоне становились все более ожесточенными, Женералитат запретил традиционные первомайские митинги, что было воспринято рядовыми CNT как провокация. В начале мая разразился кризис. Непосредственным катализатором этого события стал захват Женералитатом центральной телефонной станции в Барселоне 3 мая после того, как оператор-анархист прервал телефонный звонок президента республики Мануэля Асанья.После ухудшения условий и жестокости полиции элементы CNT при поддержке Poum противостояли силам Generalitat и PSUC. Анархисты могли победить, только отозвав свои войска из Арагона. Тогда им придется сражаться как с центральным республиканским правительством, так и с франкистами. Соответственно, с одобрения министров-анархистов, решительное подкрепление полиции от правительства в Валенсию начало прибывать 7 мая. Сотни боевиков CNT и Poum были арестованы, хотя потребности военной промышленности ограничивали масштабы репрессий.Андреу Нин был убит отрядом агентов НКВД. Первоначальные революционные достижения неуклонно уничтожались.

После кошмарного опыта бега в Барселоне Оруэлл написал: «Как ни странно, весь этот опыт оставил у меня не меньше, а больше веры в порядочность людей». Он никогда не отказывался от своей приверженности Испанской республике. Вернувшись в Лондон в июле 1937 года, он писал: «Интернациональная бригада в некотором смысле борется за всех нас — тонкая грань страданий и часто плохо вооруженных людей, стоящих между варварством и, по крайней мере, сравнительной порядочностью.И все же книга Оруэлла позволяет слишком легко забыть, что Испанская республика потерпела поражение от Франко, Гитлера, Муссолини, а также из-за своекорыстия и малодушия правительств Великобритании, Франции и Америки. Его незнание более широкой картины в Испании было простительно. Проблема скорее в том, что его суждения способствовали последующему использованию книги как части повествования о холодной войне. Инструкции, оставленные перед его смертью для более позднего издания, игнорировали его согласие с необходимостью объединенных военных усилий в Испании.Это как если бы Оруэлл из Animal Farm , Nineteen Eighty-Four и список подозреваемых попутчиков из Министерства иностранных дел думали, что он должен позволить ему стоять как еще один гвоздь в коммунистическом гробу, несмотря на то, что оно искажает структуру Ситуация в Испании.

Пол Престон — профессор Лондонской школы экономики и выдающийся историк периода

Посвящение Джорджа Оруэлла Каталонии

Journal of Alternative Perspectives in the Social Sciences (2011) Vol 3, No. 1, 34-56 Revisiting Испанский Память : Джордж Посвящение Оруэлла Каталонии Долорес Мартин Моруно, Женевский университет, Швейцария.Аннотация: В этой статье исследуется, каким образом гражданская война в Испании традиционно формировалась в коллективной памяти как манихейский конфликт между двумя четко определенными сторонами, республиканцами и националистами, с целью < / strong> демифологизировать это обычное представление в современном испанском обществе. В соответствии с недавним интересом, проявленным испанским населением к восстановлению своего национального прошлого, я считаю гражданскую войну «местом памяти», которое необходимо периодически переживать, чтобы удовлетворить меняющиеся потребности каждого поколения.Таким образом, цель данной статьи — рассмотреть наследие гражданской войны с необычного подхода, литературный вклад может дать альтернативное восприятие этой борьбы: Джорджа Оруэлла Дань Каталония (1938). Таким образом, воспоминания Оруэлла анализируются для того, чтобы понять гражданскую войну как начало социальной революции, которая была подавлена ​​не только фашистскими силами, но и политикой, проводимой Советским Союзом в Испании с помощью различных средств. коммунистической партии.В заключение, вклад Оруэлла не только интерпретируется как дань уважения обычным людям, которые боролись, чтобы создать новый социальный порядок, но также Джорджу Оруэллу, который привел к потомкам, одно из самых волнующих свидетельств испанской социальной революции, эпизод полностью удален из памяти испанского .Ключевые слова: Социальная Память ; Испанская гражданская война; Джордж Оруэлл; Почтение в Каталонию .1. Наследие Испанской гражданской войны В этом эссе исследуется, как Испанская гражданская война (1936–199 гг.) Представлялась до до как четкая борьба между фашизмом и демократией с использованием необычного подхода, т.е.е. благодаря литературным работам, например Джорджу сОруэлла Почтение к Каталонии (1938 г.), поскольку он предлагает альтернативную модель чтобы формировать испанскую память в современном мире34

  • Стр. 2 и 3: Долорес Мартин Моруно, Университет
  • Стр. 4 и 5: Долорес Мартин Моруно, Университет
  • Стр. 6 и 7: Долорес Мартин Моруно, Университет
  • Стр. 8 и 9: Долорес Мартин Моруно, Университет
  • Стр. 10 и 11: Долорес Мартин Моруно, Университет
  • Стр. 12 и 13: Долорес Мартин Моруно, Университет
  • Стр. 14 и 15: Долорес Мартин Моруно , Университет
  • Стр. 16 и 17: Долорес Мартин Моруно, Университет
  • Стр. 18 и 19: Долорес Мартин Моруно, Университет
  • Стр. 20 и 21: Долорес Мартин Моруно, Университет
  • Стр. 22 и 23: Долорес Мартин Моруно, Университет

Выбор организации

Чтобы получить доступ к услуге UNIGE — Institutional repository, выберите или выполните поиск организации, с которой вы связаны.

Выберите организацию, с которой вы связаны. … EPFL — ИПФ LausanneETH ZurichUniversite де LausanneUniversity из FribourgUniversity в ZurichUniversità делла Svizzera italianaUniversität BaselUniversität BernUniversität LiechtensteinUniversität LuzernUniversität Санкт GallenUniversité де GenèveUniversité де NeuchâtelBFH — Berner FachhochschuleFFHS — Fernfachhochschule SchweizFHGR — Fachhochschule GraubündenFHNW — Fachhochschule NordwestschweizHEP кантона — Эколь дю pédagogique кантона де VaudHEP- BEJUNE — Haute Ecole Pédagogique BEJUNEHEP-PH FR — Педагогический университет FribourgHEP-VS — Haute école pédagogique du Valais — Ostschweizer FachhochschulePH Zug — Pädagogische Hochschule ZugPH Zürich — Pädagogische Hochschule ZürichPHBern — Pädagogische Hochschule BernPHGR — University of Teacher Education GraubündenPHLU — University o f Педагогическое образование ЛюцернPHSG — Pädagogische Hochschule St.GallenPHSZ — Pädagogische Hochschule SchwyzPHTG — Pädagogische Hochschule ThurgauSUPSI — Scuola Universitaria Professionale делла Svizzera ItalianaZHAW — Zürcher Hochschule für Angewandte WissenschaftenZHdK — Zürcher Hochschule дер KünsteCHUV — Клинический центр Университетский vaudoisHUG — Hopitaux Universitaires де GenèveInsel GruppeUniversitätsklinik BalgristUniversitätsspital ZürichCareumCareum BildungszentrumHFTM — höhere Fachschule für Technik Mittellandlibraries.chVHO — Организация виртуального домаZentral- und Hochschulbibliothek LuzernCERNEawagEidg.Hochschule für Sport MagglingenEmpaEuresearch Head OfficeFMI — Институт Фридриха Мишера FTL — Facoltà di Teologia di LuganoIdiap Research InstituteInstitut de haute études internationales et du développementPMOD / WRC — ОбсерваторияSutosPI — Швейцарская федеральная образовательная службаSSPI — Швейцарская платформа для обучения персонала Friedrich Miescher — Швейцарский институт обучения персонала Friedrich Sherrer Швейцарский национальный научный фонд швейцарские университетыSWITCH edu-IDSWITCH StaffUniDistance SuisseWSL — Швейцарский федеральный институт исследований лесов, снега и ландшафта

Помните выбор для этого сеанса веб-браузера.

Посвящение Каталонии: Джордж Оруэлл: Торговля в мягкой обложке: 9780156421171: Powell’s Books

Обзоры и обзоры

A National Review Десять лучших документальных книг века

«Одна из самых лучших книг Оруэлла и, возможно, самая лучшая. книга, которая существует о гражданской войне в Испании ». — The New Yorker

В 1936 году, первоначально намереваясь просто рассказать о гражданской войне в Испании в качестве журналиста, Джордж Оруэлл оказался вовлеченным как участник — как член Рабочая партия марксистского единства.Сражаясь против фашистов, он описал в болезненно ярких, а иногда и комических подробностях жизнь в окопах — с «демократической армией», состоящей из людей без званий, без званий и часто без оружия, — и свои ранения, близкие к смертельным. Когда политика запуталась, Оруэлл оказался втянут в душераздирающий конфликт между его личными идеалами и сложными реалиями политической борьбы за власть.

Считается одной из лучших работ человека, названного В. С. Притчеттом «зимней совестью поколения», «Посвящение Каталонии» — это мемуары Оруэлла о его опытах на фронте и его дань памяти погибшим в том, что он называл борьбой за обычную порядочность.В этом выпуске представлено новое предисловие Адама Хохшильда, в котором война рассматривается в более широком контексте и обсуждается эволюция взглядов Оруэлла на гражданскую войну в Испании.

«Никто, кроме Джорджа Оруэлла. . . сделали насилие и самодраматизацию Испании такой жгучей и ужасной »- Альфред Казин, New York Times

« Мудрая книга, которую однажды прочитали, никогда не забудут »- Chicago Sunday Tribune

Сводка

В 1936 году Оруэлл отправился в Испанию, чтобы сообщить о гражданской войне, и вместо этого присоединился к борьбе с фашистами.Этот знаменитый рассказ описывает войну и опыт Оруэлла. Вступительное слово Лайонела Триллинга, предисловие Адама Хохшильда.

Об авторе

ДЖОРДЖ ОРВЕЛЛ (1903-1950) родился в Индии и служил в Имперской полиции в Бирме, прежде чем присоединиться к республиканской армии во время гражданской войны в Испании. Оруэлл был автором шести романов, а также множества очерков и научно-популярной литературы.

Дань уважения персонажам Каталонии | GradeSaver

Эти заметки предоставлены членами сообщества GradeSaver.Мы благодарны за их вклад и призываем вас сделать свой собственный.

Для автора Посвящение Каталонии служит мемуарами Оруэлла о его репортерской работе во время гражданской войны в Испании. Книга представляет собой размышления Оруэлла о войне, идеологии и Испании как левого добровольца в гражданской войне в Испании. Книга в основном представляет собой анекдоты Оруэлла о его работе в Барселоне добровольцем на войне. В то время как он присоединяется к войне с оптимизмом в отношении ее целей, к концу войны Оруэлл разочаровывается во всем этом деле.Он сбегает из Испании, когда P.O.U.M. (его идеологическая фракция) подавляется. После войны Оруэлл возвращается в Англию.

Жена Оруэлла, которая поехала с ним в Испанию. Несмотря на то, что в истории ее имя не упоминалось (ее настоящее имя было Эйлин Блэр), жена Оруэлла поддерживала его на войне. К концу книги она помогает Оруэллу сбежать из Испании, помогая ему спрятаться в ее гостиничном номере. Жена Оруэлла помогает ему избегать властей через Барселону, когда P.O.U.M. подавляется, и Оруэлл вынужден бежать из Испании.Как только они получают паспорт, Оруэлл и его жена возвращаются в Англию.

Несмотря на то, что он появляется очень недолго (Оруэлл даже не знает его имени), итальянский милиционер — самый важный персонаж во всей книге. Воспоминания Оруэлла об итальянском милиционере — это его первое важное воспоминание о гражданской войне в Испании. Все воспоминания Оруэлла связаны с его преходящей встречей с милиционером по его прибытии в Испанию. Образ, который, по мнению Оруэлла, определяет всю войну в ретроспективе.

Бельгийский волонтер и соратник P.O.U.M. кого встречает Оруэлл во время гражданской войны в Испании. Копп несколько раз появляется в книге на передовой и является важным офицером с его отношениями с Оруэллом. Копп выступает в качестве идеальной модели идеологического солидера Оруэлла, но это не спасает Коппа к концу книги. Кульминация книги начинается, когда P.O.U.M. объявлен вне закона, а Копп арестован. В конце книги Оруэлл пытается спасти Коппа из тюрьмы, но не может.

P.O.U.M. или Partido Obrero de Unificacion Marxista (Рабочая партия марксистского объединения) — испанская политическая партия, к которой Оруэлл присоединяется после вступления в гражданскую войну в Испании. P.O.U.M. была одной из основных политических организаций среди многих фракций гражданской войны в Испании. Сама P.O.U.M была радикальной левой группировкой, которую к концу войны подавили сталинские элементы Каталонии. Подавление привело к аресту, исчезновению и казни многих П.Члены O.U.M. Из-за этого Оруэлл бежит из Испании к концу книги из-за жестокого подавления. Последнее событие, которое полностью огорчило его от опыта гражданской войны в Испании.

Обновите этот раздел!

Вы можете помочь нам, пересматривая, улучшая и обновляя
эта секция.

Обновить этот раздел

После того, как вы запросите раздел, у вас будет 24 часа , чтобы отправить черновик. Редактор
рассмотрит заявку и либо опубликует ее, либо оставит отзыв.

Джордж Оруэлл и Гражданская война в Испании: Кисть со смертью

Джеймс Франклин
Чикаго, Иллинойс, США

Изображение Джорджа Оруэлла , которое фигурирует в старой аккредитации BNUJ. Источник: Archive.org, доступ через Wikimedia

Картина Роберта Капы «Павший солдат» — культовая фотография времен гражданской войны в Испании (1936–1939).Первоначальное название было «Верный ополченец в момент смерти, Карро Муриано, 5 сентября 1936 года». На фотографии запечатлен солдат-республиканец в момент его смерти. В гражданской одежде, белая рубашка закатана выше локтей, солдат падает на спину, его винтовка падает из его правой руки, будучи смертельно раненным в голову. Фотография, сделанная тогда 23-летним Капа, урожденным Эндре Эрне Фридманом в Будапеште, Австро-Венгрия, 22 октября 1913 года, признана одной из величайших фотографий войны, когда-либо сделанных. 1 Изображение передает суть борьбы: легко вооруженный гражданский солдат умирает в результате пулеметного огня поддерживаемых фашистами франкистов фалангистов. Фотография олицетворяет жестокость войн двадцатого века и резко изображает хрупкость человеческих условий и безответные вопросы о человеческом сознании в момент смерти.

В Homage to Catalonia , рассказ Джорджа Оруэлла о своем участии в гражданской войне в Испании, он дает личный взгляд на эти проблемы в описании того, что он испытал, когда был застрелен снайпером на Арагонском фронте.Из его текста мы можем построить повествование о событиях по мере их развития. 20 мая 1937 года, с первыми лучами солнца, Оруэлл вышел из своей землянки и «разговаривал с часовыми, готовясь к смене караула».

«Было пять часов утра. Это всегда было опасное время, потому что за спиной у нас был рассвет, и если вы высунуете голову над парапетом, она будет четко очерчена на фоне неба. . . Внезапно, когда я что-то говорил, я почувствовал — очень трудно описать то, что я чувствовал, хотя я это помню с максимальной яркостью.” 2

Оруэлл продолжает: «Весь опыт попадания в пулю очень интересен, и я думаю, что его стоит описать подробно». Он сравнивает это с « в центре взрыва. Мне показалось, что вокруг меня раздался громкий хлопок и ослепительная вспышка света », что можно было испытать на« электрическом выводе ». . . чувство крайней слабости и свершившееся ничто. . . Думаю, вы почувствовали бы то же самое, если бы в вас ударила молния.

Оруэлл упал на землю, сильно ударившись головой.Американец Гарри Милтон стоял на страже за стеной мешков с песком и вспомнил, как Оруэлл стоял и смотрел через парапет; Через несколько секунд он услышал выстрел из винтовки, и «длинное тело Оруэлла» рухнуло на землю. Ростом шесть футов три дюйма Оруэлл выделялся среди своих товарищей по войскам.

Когда он сражался в Испании, товарищи Оруэлла знали его как Эрика Блэра. «Джордж Оруэлл» родился Эриком Альбертом Блэром (1903-1950) и принял псевдоним в январе 1933 года с публикацией своей первой книги « Down and Out in Paris and London ».Среди причин, по которым он выбрал псевдоним, было нежелание поставить свою семью в неловкое положение рассказом о той нищете, в которой он жил, собирая материал для книги. Он выбрал «Джордж», так как это было имя покровителя Англии, а также имя его любимого писателя Джорджа Гессинга. «Оруэлл» — так называлась небольшая река в Саффолке, которая пробуждала воспоминания об идиллическом детстве. 3 Эрик — имя, которое он на протяжении всей жизни использовал в разговорах с друзьями и семьей. «Эрик Блэр: бакалейщик» — так он был внесен в списки иностранных призывников, отражая предприятие, которым он руководил вместе со своей женой Эйлин до поездки в Испанию.

Гарри Мильтон заметил, что пуля вошла ему в горло, образовав аккуратное отверстие без сильного кровотечения, и что он сильно укусил губу. Пока он лежал на земле, вокруг собрались люди, и он услышал, как «американец», с которым он разговаривал, позвал ножа, чтобы разрезать его рубашку. Оруэлл попытался достать нож, который носил в кармане, но обнаружил, что его правая рука парализована, хотя боли он не испытывал. Когда он попытался заговорить, «я обнаружил, что у меня нет голоса, только слабый писк.Когда его подняли на носилки, изо рта хлынула кровь. Он слышал, как один из носилок сказал, что пуля прошла через его шею. Полежав несколько минут на земле, он был уверен, что умрет. Он подумал, что никогда не слышал о выживании при попадании пули в середину шеи, и задавался вопросом, как долго можно прожить, если перерезать сонную артерию.

Он описывает свою эвакуацию с фронта через несколько пунктов помощи, где ему сделали «укол морфия» от сильной боли, когда его парализованная рука «ожила».Его рана была перевязана, и Оруэлл дает нам представление о медицине на поле боя того времени. Он отметил, что «каждый раз, когда я слишком тяжело дышал, кровь пузырилась у меня изо рта». После ужасной поездки на машине скорой помощи в больницу (наскоро построенную деревянную хижину) в Сьетамо он прибыл позже в переполненную больницу в Барбастро. На следующее утро его погрузили в больничный поезд и отправили в Лериду. По-прежнему «одурманенный морфием», испытывая сильную боль, не в состоянии двигаться и «постоянно глотая кровь», медсестры пытались заставить его проглотить обычную больничную еду.Он провел пять-шесть дней в большом госпитале, переполненном больными и ранеными. Через несколько дней он смог ходить, перевязав руку. Он сообщает, что у него «никогда не было ни минуты боли от самого пулевого ранения».

В Посвящении Каталонии, он сообщает, что врачи были «способными людьми» и не было недостатка в лекарствах или оборудовании. Он находит две ошибки в больничной системе. Во-первых, госпитали возле фронта использовались как пункты разминирования, и никакой помощи не оказывали, кроме тех, кто был слишком тяжело ранен, чтобы их можно было перевезти.Большинство раненых были доставлены в Барселону или Таррагону, но отсутствие транспорта означало задержки на неделю или десять дней. Вторая проблема, которую он заметил, — нехватка квалифицированных медсестер. В результате «люди, которые были слишком больны, чтобы заботиться о себе, часто постыдно игнорировались». В результате он заявляет: «Я не сомневаюсь, что погибли сотни или тысячи людей, которых можно было спасти».

Сначала он думал, что поедет в Барселону, но вместо этого был доставлен в больницу в Таррагоне. В больнице он отметил, что они использовали то, что он считал последней практикой: держать раны открытыми, но защищать от мух «масляным муслином».Он оставался в Таррагоне на три или четыре дня, и там его встретили его жена Эйлин и майор Жорж Копп, его комендант и друг. Вместе они организовали его перевод в санаторий Маурин. Это был один из нескольких санаториев, поддерживаемых POUM ( Partido Obrero de Unificacion Marxista ), армией, в которую записался Оруэлл. Это был хорошо оборудованный санаторий для выздоравливающих войск в пригороде Барселоны на склонах горы Тибидабо. Оруэлл прибыл туда 29 мая и оставался там две недели.По утрам из санатория он шел в Барселону, чтобы посетить поликлиники в больнице общего профиля.

Его рана была исследована только через восемь или девять дней после ухода с фронта. Врач, «энергичный красивый мужчина лет тридцати», схватил его язык марлей, вытащил его так, что он кровоточил, и с помощью стоматологического зеркала определил, что одна из его голосовых связок парализована. Врач «весело» сообщил Оруэллу, что голос ему никогда не вернется. Написав об обследовании пять месяцев спустя, Оруэлл также сообщил, что боль в его руке сохранялась в течение месяца, а пальцы его правой руки были частично парализованы, но улучшались.Онемение указательного пальца правой руки.

Документ, проливающий свет на травму Оруэлла, можно найти в письме, написанном Джорджем Коппом по просьбе жены Оруэлла Эйлин своему брату Лоуренсу О’Шогнесси, который был известным торакальным хирургом в Англии. 4 Жорж Копп (1902–1951) был сложной фигурой, солдатом удачи, чье прошлое не было таким, каким казалось Оруэллу в то время. Оруэлл знал его как бельгийского инженера, разбирающегося в боеприпасах.Он считал, что Копп оставил дома семью и детей, чтобы бороться за республиканцев в Испании. Хотя Копп не имел медицинского образования, его письмо примечательно тем, что в нем приводятся клинические подробности. 5

Копия иллюстрации из письма Джорджа Кроппа, созданная автором.

Письмо датировано «Барселона, 31 мая 1937 года» и начинается «Эрик был ранен 20 мая в 5 часов утра.м. » Копп делает тщательно прорисованный фронтальный набросок головы, шеи и плеч пациента. Точно изображены гортань и трахея. Представленная траектория пули показана через шею слева от средней линии и ниже гортани и выходит на «спинную правую сторону основания шеи». Копп сообщает, что он был ранен «пулей испанского маузера с медным покрытием с нормальным диаметром ствола 7 мм, выпущенной с расстояния примерно 175 ярдов». В письме говорится, что он видел Оруэлла в Лериде вместе со своей женой через сорок часов после того, как был ранен.Единственное, что ему сделали, это наложили наружную повязку, и у него не было температуры. Его голос был «хриплым и слабым, но». . . разговорный. » В дополнение к боли в правой руке, которая доходила до кончика среднего пальца, у него была боль в нижней левой части грудной клетки и над селезенкой в ​​результате его падения.

Кропп организовал «тщательное обследование» Эрика профессором Грау из Барселонского университета, и он был осмотрен 1 июня 1937 года в больнице General de Cataluña. Был поставлен диагноз «неполный полупаралич гортани из-за ссадины расширяющего нерва правой стороны гортани.«Ни один жизненно важный орган не был затронут, и« пуля прошла сквозь трахею и сонную артерию ».

Профессор Грау направил его к доктору Барракеру для электротерапии, чтобы восстановить голос. Доктор Барракер также поставил диагноз «ссадина первого правостороннего межпозвоночного нерва, из-за которой возникла боль в руке». При обоих повреждениях нервов рекомендовалось проводить курс электротерапии два раза в неделю.

Кропп завершает свое письмо, в котором выражает свое положительное мнение о докторах Грау и Барракере.Он находит «оборудование и инстилляции» Общей каталонской больницы «совершенными и современными», добавляя, что «большинство медсестер — брюнетки». И наконец: «Я рекомендую вам написать доктору Барракеру (который неплохо говорит по-английски)« письмо коллеги »в ответ, в котором вам, возможно, скажут нечто большее, чем нам, простым смертным, разрешено слышать».

В Посвящении Каталонии Оруэлл говорит следующее:

«Утром я ходил в больницу общего профиля для лечения моей руки электричеством.Это было странное занятие — серия колющих ударов электрическим током, заставляющая различные группы мускулов подергиваться вверх и вниз, — но, похоже, это принесло пользу; мои пальцы снова стали использовать, и боль стала немного меньше ».

В этот момент Оруэлл и Эйлин решили, что лучше всего вернуться в Англию. Врачи сказали ему, что его голос пропал навсегда и что пройдут месяцы, прежде чем он будет готов к бою. В больнице общего профиля он был признан «непригодным по состоянию здоровья», но для официальной выписки ему пришлось обратиться за медицинской помощью в одну из больниц на прифронтовой полосе.Он покинул Барселону 15 июня на пять дней и вернулся в военный штаб Сьетамо и ПОУМ, чтобы получить свои увольнительные документы. По возвращении в Барселону он столкнулся с опасностями, даже более серьезными, чем те, которые он перенес на поле боя. Во время перерыва ПОУМ была объявлена ​​незаконной организацией республиканским правительством, в котором теперь доминируют официальные лица Коммунистической партии. ПОУМ и его члены были обвинены в сотрудничестве с фашистами и объявлены «троцкистами». Членов арестовали и бросили в тюрьму.В квартире Эйлин в отеле «Континенталь» был произведен обыск, а его военные дневники конфискованы. Эйлин не арестовали, но было ясно, что за ней наблюдают, чтобы она могла привести их к Оруэллу, когда он вернется.

Вечером, когда он вернулся в Барселону, он сразу же направился в отель «Континенталь», где остановилась Эйлин, и обнаружил, что его жена сидит в гостиной.

«Она встала и подошла ко мне, что показалось мне очень беззаботным; затем обнял меня за шею и со сладкой улыбкой в ​​пользу других людей в холле прошипел мне на ухо: Убирайся, ! »

После того, как его жена рассказала ему о подавлении ПОУМ и обыске в ее квартире, он немедленно скрылся на улице, пока они не смогли покинуть Испанию.Узнав, что его друг Джордж Кропп арестован, он и Эйлин смело посетили его в тюрьме. Описывая прискорбные многолюдные условия, в которых содержался Копп, Оруэлл напомнил, что ему пришлось оставить большую часть разговоров жене из-за своего «пищащего голоса». Полагая, что официальные документы, взятые у Коппа при аресте, подтверждающие его участие в конфликте, обеспечат его освобождение, Оруэлл подверг себя большой опасности, отправившись в военное ведомство, чтобы забрать их.В книге Homage to Catalonia он описывает кафкианский кошмар, когда он пытался разобраться в толпе безымянных офисов, чтобы забрать документы и офис полковника, который мог бы санкционировать освобождение Кроппа. Наконец, найдя нужный офис, он попытался объяснить адъютанту полковника на своем «злодейском испанском, который переходил на французский при каждом кризисе», что он искал. «Хуже всего было то, что мой голос почти сразу сорвался, и только из-за сильного напряжения я мог издать своего рода карканье.Все было напрасно, и Копп оставался в тюрьме несколько месяцев. Оруэллу и Эйлин удалось покинуть Испанию на поезде, перебравшись во Францию ​​с проездными документами, полученными в британском консульстве, в которых они были идентифицированы как туристы.

Оруэлл несколько раз упоминал свой голос в своей последующей переписке. К концу июля 1937 года он сообщил, что его голос практически нормальный, но он не может ни кричать, ни петь. Он считал, что у него осталась одна голосовая связка, которая была парализована, и функционирующая связка компенсировала это.Через пять месяцев после выстрела он также смог сообщить, что восстановил контроль над своей рукой.

С 1941 по 1943 год Оруэлл работал телеведущим Имперской службы Би-би-си в индийском отделении. Их миссия заключалась в том, чтобы каким-то образом способствовать лояльности британских колониальных подданных к военным действиям через признание английской литературы. Не было упоминания о его плохом голосе, хотя в то время он описывался как «тонкий и высокий».

Обсуждая рану Оруэлла, давайте начнем с его собственных слов: «Никто из тех, кого я встречал в то время — врачей, медсестер, практикующих или других пациентов — не смог уверить меня в том, что человек, получивший ранение в шею, выжил самое удачливое существо на свете.«Первым фактором его выживания является баллистика. Он был ранен пулей испанского маузера с медным покрытием диаметром 7 мм (25 г). Он имел бы скорость 2260 футов в секунду на расстоянии примерно 200 ярдов. Благодаря высокой скорости и медному покрытию пуля прошла через шею, не кувыркаясь и не повредив окружающие ткани. 6 Как Майкл Д. Шульман заявляет в недавней статье, «Оруэлл выжил во многом благодаря элементарной баллистике и ложному предположению экспертов по боеприпасам той эпохи, что самые быстрые пули причиняли наибольший вред.” 7

Шею можно представить в виде цилиндра. Он плотно заполнен нервами, кровеносными сосудами и жизненно важными органами: трахеей, пищеводом, позвоночником и спинным мозгом. Если изучить анатомию поперечного сечения на уровне, указанном майором Кроппом на своем рисунке, то по какому пути должна пройти пуля, не повредив какие-либо жизненно важные структуры? Здесь возникает проблема. Во-первых, есть тщательный рисунок майора Коппа и заявление в его письме о том, что пуля вошла в шею «чуть ниже гортани, немного левее ее вертикальной оси» и вышла на «спинную правую сторону основания шеи.Во-вторых, профессор Грау поставил диагноз «неполный полупаралич гортани из-за ссадин правого расширяющего нерва». Это говорит о том, что пуля прошла через шею справа от трахеи, где повредила правый возвратный гортанный нерв. Как могла пуля, попавшая в шею слева от средней линии, пройти по правой стороне трахеи, не повредив эту структуру?

Единственный способ, которым это могло быть возможно, — это если бы Оруэлл резко повернул голову над левым плечом, выставив правую сторону его шеи на линию огня.Затем, когда его голова смотрит вперед, точка входа пули может оказаться слева от средней линии. В этом случае траектория пули должна была проходить медиальнее правой сонной артерии и проходить через мускулатуру задней части шеи (средние и передние лестничные мышцы), сохраняя при этом остистые отростки шейных позвонков и вызывая непоправимое повреждение позвонков. плечевое сплетение.

Как отмечает Оруэлл:

«Рана была своего рода диковинкой, и разные врачи обследовали ее, щелкая языками и говоря:« Qué suerte! Qué suerte! »Один из них авторитетно сказал мне, что пуля прошла мимо артерии« примерно на миллиметр ».”

В описании своей травмы Оруэлл сообщает о том, что он сплевывал или кашлял значительным количеством крови. По словам Гарри Мильтона, это, должно быть, произошло в результате травмы языка или губы. Оруэлл отметил, что при первом осмотре его голосовых связок врач «схватил его за язык и вытащил его до упора», что привело к «небольшому кровотечению». Это говорит о том, что он мог прикусить язык, когда упал на землю. Если бы пуля попала в трахею или пищевод, он, вероятно, не выжил бы, особенно когда его кормили в больнице в Лериде.Возможно, ушиб гортани без перфорации мог бы объяснить кровотечение и его воспоминания о том, что каждый раз, когда «я слишком тяжело дышал, кровь пузырилась из моего рта».

Копп сообщил в своем письме Лоуренсу О’Шонесси, что диагноз профессора Грау был «неполный полупаралич гортани из-за ссадин правой стороны расширяющего нерва гортани». Терминология основана на устаревшей классификации иннервации гортани на расширяющую и сужающую функции, которая датируется второй половиной девятнадцатого века. 8 В современной терминологии это правый возвратный гортанный нерв. Правый и левый возвратные гортанные нервы представляют собой замечательные структуры, которые ответвляются от блуждающего нерва, десятого черепного нерва, на уровне правой подключичной артерии и дуги аорты соответственно и восходят обратно в шею по обе стороны от трахеи, чтобы достичь гортани. и голосовые связки (связки).

Оруэлл сообщил о первом параличе правой руки, а затем о последующей боли. В своем письме Копп сообщает, что «Эрик жаловался на то, что его правая рука болит от плеча до кончика среднего пальца по линии плечевой кости.. . » Симптомы и описание траектории пули соответствуют травме правого плечевого сплетения. Когда Копп ссылается на «Доктора Дж. Barraquer » 9 в своем письме, вполне вероятно, что Оруэлл проходил электротерапию с доктором Луисом Барракером Ферре (1887–1959). Доктор Барракер был сыном доктора Луиса Барракера Риволта (1855-1926), которого считали отцом каталонской и испанской неврологии в Барселоне. 10 Использование электротерапии при параличе голосовых связок впоследствии оказалось бесполезным.Изучая историю пулевого ранения Оруэлла, невролог Райан Джейкобсон локализовал повреждение латерального канатика правого плечевого сплетения. 11 Травма бокового канатика плечевого сплетения объясняет ощущения, которые Оруэлл испытывал в пальцах своей руки.

Летом 1936 года испанские рабочие взялись за оружие, чтобы противостоять генералу Франко, возглавлявшему восстание против левого избранного правительства страны. Бои начались 18 июля, и, как Оруэлл напишет в своем эссе «Оглядываясь назад на гражданскую войну в Испании», вероятно, каждый антифашист в Европе испытывал трепет надежды.Оруэлл решил поехать в Испанию, чтобы стать свидетелем боевых действий и, возможно, принять в них участие. Он покинул Англию 23 декабря 1936 года, не зная, будет ли он сражаться или хватит ли стойкости, чтобы быть солдатом. Он сомневался, что окажется здоровым с медицинской точки зрения из-за хронической «слабости его легких». 12 Путешествуя по Парижу, он разыскал писателя Генри Миллера, друга по его «Дням упадка» во французской столице, который высказал свою идею поехать в Испанию, чтобы бороться с «абсолютной глупостью». Прибыв поездом в Барселону в конце декабря, Оруэлл погрузился в оптимистичную эгалитарную атмосферу города.Это был первый город, в котором он когда-либо был, где «рабочий класс был в седле». Это был город, «в котором классы богатства практически прекратили свое существование». Практически все «носили грубую рабочую одежду».

Он хотел вступить в Интернациональную бригаду, но поскольку Независимая рабочая партия (НЛП) предоставила ему рекомендательное письмо, он почувствовал себя обязанным однажды в Барселоне навестить их представителя. Он встретился с Джоном МакНэром в Исполнительном здании POUM (Рабочая партия объединения).ILP поддержала POUM деньгами, собранными в Англии в размере почти 10 000 фунтов стерлингов, а также каретой скорой помощи и самолетом с медикаментами. Пойманный пылом города и наивно полагающий, что все политические группы были там для борьбы с фашизмом, Оруэлл вызвался присоединиться к ПОУМ. Мак Наир привел его в казармы им. Ленина и представил командиру дивизии Хосе Ривере. Там его направили в центурию, которая формировалась для отправки на Арагонский фронт. К тому времени, когда Оруэлл покинул Испанию почти шесть месяцев спустя, суровое время, проведенное им на фронте, его почти смертельное столкновение со смертью и выздоровлением в ряде испанских больниц, а также сталинское предательство POUM со стороны коммунистического правительства Барселоны. как «тяжелую школу окончания» его политического образования. 13 Оправившись на французском побережье Средиземного моря, он начал готовить серию статей о сталинском предательстве в Каталонии. Эрик Блэр действительно стал Джорджем Оруэллом, и семена были посеяны для великих романов его последних лет, Animal Farm и Девятнадцать восемьдесят четыре: Тоталитаризм в нашем веке .

Конечные ноты

  1. Кэт Мартон, Великий побег: девять евреев, бежавших от Гитлера и изменивших мир, Simon & Schuster, 2006, стр.107-112. Чтобы просмотреть изображение The Fallen Soldier , посетите: https://en.wikipedia.org/wiki/The_Falling_Soldier
  2. Джордж Оруэлл, Посвящение Каталонии, Mariner Books, 2015, стр. 143
  3. Джон Родден, Становление Джорджа Оруэлла: жизнь, письма и наследие, Принстон, University Press, 2020, стр. 34
  4. Мистер Лоуренс Фредерик О’Шонесси был блестящим торакальным хирургом, убитым в 1940 году в ретрите в Дюнкерке в возрасте 39 лет. Гарольд Эллис, Br.J. Hosp. Мед (Лондон) 76 (5): 301, май 2015 г.
  5. Факсимиле письма можно найти в Интернете: https://www.orwelltoday.com/orwellspainneck.jpg
  6. Ричард А. Сантуччи и Яо-Джен Чанг, Баллистика для врачей: мифы о баллистике ран и огнестрельных ранениях, Журнал урологии, 171 (апрель 2004 г.), 1408-1414
  7. Майкл Д., Шульман, Вниз в Арагоне: почти смертельное ранение Джорджа Оруэлла в гражданской войне в Испании, Pharos / Winter 2020, 8-13
  8. Люсьен Сулика, Война, политика и голос: паралич голосовых складок Джорджа Оруэлла, Laryngoscope , 2007 (февраль): 364-370
  9. В Испании первая фамилия — это фамилия отца, а вторая — девичья фамилия матери.Обычно используется только первая суранме.
  10. Луис Барракер Бордас, История испанской клинической неврологии в Барселоне 1882-1949, J Hist Neurology (1993): 2, 203-215
  11. Райан Джейкобсон, Самое счастливое существо на свете: травматическая травма плечевого сплетения Джорджа Оруэлла, Неврология 84 (приложение 14), 23 апреля 2015 г.
  12. Майкл Шелден, Оруэлл: Авторизованная биография, издательство Harper Collins Publishers, 1991
  13. Там же Джон Родден, Становление Джорджа Оруэлла, стр. 40


ДЖЕЙМС Л.ФРАНКЛИН , доктор медицины, гастроэнтеролог и почетный доцент Медицинского центра Университета Раша. Он также является членом редакционной коллегии Hektoen International и президентом Общества истории медицины и гуманитарных наук Hektoen.

выделено на фронтисписе , том 12, выпуск 4 — осень 2020 г.
Весна 2020 г. | Разделы | Литературные очерки

Испания глазами Оруэлла

Джордж Оруэлл прибыл в Барселону в конце 1936 года, всего за несколько месяцев до начала гражданской войны в Испании.Задолго до того, как заявить о себе как о культовом литературном статусе своей антиавторитарной тематики и непоколебимой критики советского диктатора Иосифа Сталина, 33-летний писатель приехал в Испанию, по его словам, «с некоторым желанием писать газетные статьи, но … ополчение почти сразу, потому что в то время и в той атмосфере это казалось единственно возможным, что можно было сделать ».

Атмосфера, с которой столкнулся Оруэлл, была атмосферой радикальной социальной революции, осуществленной рядовыми членами испанского рабочего класса.В начале бурных июльских событий 1936 года, которые погрузили страну в гражданскую войну, фермы и фабрики были спонтанно захвачены вооруженными и организованными рабочими на обширных территориях Испании. Были легализованы аборты, и женщины получили освобождение от оков традиционного брака. Получившийся период был назван «величайшим экспериментом в области самоуправления рабочих, который когда-либо видела Западная Европа».

Оказавшись в самом сердце революционной Испании в районе Каталонии, Оруэлл продолжал записывать свои переживания в Homage to Catalonia , его рассказ о войне и революции из первых рук.На своих страницах он размышляет о неизгладимом впечатлении от пребывания «в городе, где рабочий класс был в седле»:

Практически каждое здание любого размера было захвачено рабочими и было задрапировано красными флагами или красно-черным флагом анархистов … На каждом магазине и кафе была надпись о том, что оно было коллективизировано; даже чистильщиков сапог были коллективизированы, а их коробки выкрашены в красный и черный цвета… Личных автомобилей не было, все они были конфискованы, а трамваи, такси и большая часть другого транспорта были выкрашены в красный и черный цвета.Революционные плакаты были повсюду, пламенеющие на стенах в чистых красных и синих тонах…

Гражданская война была спровоцирована попыткой переворота правой армии в июле 1936 года против избранного левого республиканского правительства. Только наполовину успешные восставшие армейские гарнизоны встретили сопротивление в ключевых городах, таких как Барселона и Мадрид, — в основном не республиканским правительством, а спонтанным сопротивлением хорошо организованных рабочих и отзывчивой полиции Испании. Незавершенный переворот расколол страну на две части, и была подготовлена ​​почва для затяжного военного конфликта.

С 1936 по 1939 год Испания привлекала внимание всего мира, разыгрывая опасения Запада по поводу быстрого роста фашизма, на которые Европа и Америка нервно наблюдали. Националисты, как стали называть стороны армейских повстанцев, представляли силы реакции Испании: класс землевладельцев, промышленную буржуазию, католическую церковь и фашистов, со временем объединившихся под железным правлением генерала Франсиско Франко. С помощью Гитлера и Муссолини националисты Франко провели свой «священный крестовый поход» во имя порядка и возврата к традициям против республики.

Противодействуя Франко, «Народный фронт» связал либеральные элементы лояльных остатков среднего класса в союз с радикальными левыми в Испании — набором профсоюзов и связанных с ними социалистических, анархистских и коммунистических партий, — которые поднялись, чтобы выступить против партии. правый переворот.

Там, где националисты были успешно отражены в Испании, рабочие объявили революцию. Профсоюзы коллективизировали фермы и ключевые отрасли промышленности, направляя свой труд на военные действия. Рабочие патрули заменили силы полиции, а колонны ополченцев устремились навстречу националистической угрозе.

Эта социальная революция на республиканской стороне Испании была осуществлена ​​дальше всего и длилась дольше всего в Каталонии, и к моменту прибытия Оруэлла в Барселону в конце 1936 года, по оценкам, три четверти экономики Каталонии жило на самообеспечении рабочих. управление. Даже роскошные отели, такие как «Ритц», были превращены в больницы и казармы ополченцев, а их элегантные обеденные залы преобразованы в столовые, обслуживающие рабочих с синими очками и семьи бойцов ополчения.

Помимо этих очевидных физических признаков революции, Оруэлл под поверхностью ощутил эгалитарную солидарность в первые месяцы в Барселоне:

Официанты и продавцы смотрели вам в глаза и обращались с вами как с равными. Служебные и даже парадные формы речи временно исчезли. Никто не сказал «Сеньор», «Дон» или даже «Устед»; все называли всех остальных «товарищем» или «ты»… Внешне это был город, в котором практически прекратили свое существование состоятельные сословия.За исключением небольшого количества женщин и иностранцев, «хорошо одетых» людей не было вообще. Практически все были одеты в грубую рабочую одежду, или синие комбинезоны, или какой-нибудь вариант милицейской формы.

Прежде всего, это была вера в революцию и будущее, ощущение того, что внезапно наступила эра равенства и свободы. Люди пытались вести себя как люди, а не как винтики капиталистической машины.

Сделав свою оценку, Оруэлл объясняет свое решение «бороться с фашизмом» зачислением:

Все это было странно и трогательно.В этом было много того, чего я не понимал, в некотором смысле мне это даже не нравилось, но я сразу понял, что это положение вещей, за которое стоит бороться.

Посвящение Каталонии — это больше, чем солдатские отражения войны. Свидетельство раннего влияния испанской войны на автора, Homage проливает свет на политическое развитие Оруэллов и источник глубокой подозрительности к авторитарному коммунизму, отличительной чертой более поздних классиков.

Что еще более важно, отчет Оруэлла является постоянным напоминанием о хронически искаженной главе истории.И до сих пор революция остается явно недопредставленной, если не отсутствующей, в доминирующем историческом нарративе испанской войны как «свобода против фашизма», прелюдии ко Второй мировой войне.

Подорванная с самого начала классовой и политической оппозицией, окончательная трагедия испанской революции заключается в том, что она была отменена задолго до того, как Франко объявил о своей победе. Homage содержит все это, но, прежде всего, это любовное письмо к этой революции, которую узнал Оруэлл. Автор ярко воплощает в жизнь для своего читателя повседневный аспект жизни самой глубокой революции под руководством рабочих, которую когда-либо видела Западная Европа.

Революция, которая так взволновала Оруэлла при его первом впечатлении в 1936 году, имела определяющую характеристику, которая отличала ее от других революционных эпизодов, таких как Парижская Коммуна 1871 года или первые дни Русской революции. Испанский рабочий класс спонтанно поднялся против военного переворота без какой-либо централизованной координации, что явилось результатом шести десятилетий неустанной анархической агитации, организации и просвещения. Во многих отношениях революция 1936 года стала кульминацией либертарианского социалистического видения, на которое надеялись и к которому стремились поколения анонимных рядовых активистов.

Испанский анархизм придерживался либертарианского коммунистического видения общества в соответствии с работами теоретика Михаила Бакунина. Идеалы бакунизма достигли Испании через Италию, основанные на принципах рабочего самоуправления, взаимопомощи и децентрализованной (в отличие от иерархической) организации.

В то время как марксистская теория предполагала пролетариат «дисциплинированный, сплоченный, организованный самим механизмом процесса капиталистического производства», владеющий государственным аппаратом, чтобы вызвать социалистическую революцию, анархистская теория выступала за замену бюрократического государственного аппарата федеративными сетями автономных, автономных, автономных, государственных органов. непосредственно избранные собрания, организованные профессией и местностью.

На мировой арене эти конкурирующие видения внутри организованного рабочего движения достигли апогея на Гаагской конференции 1872 года, где преобладала марксистская доктрина, а Бакунин и его анархисты были исключены из Международной ассоциации рабочих, или Первого Интернационала. Примерно в то же время поток рабочей силы в более «отсталой» Испании решительно смещался в противоположном направлении.

В суровой изоляции бедных горных деревень Испании ранние приверженцы анархизма первыми создали организационные формы, которые позже сформировали профсоюзы и крестьянские собрания времен Гражданской войны.Эти «сознательные работники» трудились днем, посещали собрания вечером, а в часы досуга читали и распространяли сочинения Бакунина вместе с остальными либеральными канонами эпохи Просвещения.

Вместо католической веры, от которой они отказались, эти первые испанские анархисты посвятили себя пропаганде и реализации «идеи». Их усилия вызвали отечественную либертарианскую революцию, которая на протяжении многих поколений окрашивала левых радикалов в Испании.

Испанский анархизм проник в живые традиции, глубоко укоренившиеся в ткани испанской жизни, традиции местной автономии, сельской общины и взаимопомощи, которые предшествовали развитию капитализма в Испании. Как подробно описывает американский левый интеллектуал Мюррей Букчин в книге To Remember Spain , анархистское движение «искало докапиталистические коллективистские традиции деревни, питало то, что было для них живым и жизненно важным, использовало их революционный потенциал как освободительные способы взаимопомощи и помощи». самоуправление, и использовал их, чтобы исказить послушание, иерархический менталитет и авторитарное мировоззрение, насаждаемые заводской системой.”

Даже когда марксистские идеи и организации наконец начали укрепляться в Испании после Первой мировой войны, Букчин утверждал, что это устойчивое либертарианское напряжение подтолкнуло социалистическое движение влево. «Не социализм, а скорее анархизм, — заключил он, — определил метаболизм испанского рабочего движения».

Более экономически развитый, чем большая часть квазифеодальной Испании, каталонский регион долгое время был оплотом левых радикалов страны.С того момента, как зарождающиеся рабочие организации страны впервые созвали Барселонский конгресс в 1870 году, до так называемой трагической недели 1809 года, когда были жестоко подавлены выступления рабочих против воинской повинности против колониальной войны в Рифе, Барселона носила революционную мантию.

При республиканском правительстве, предшествовавшем гражданской войне, количество членов профсоюзов выросло до миллионов, при этом анархо-синдикалистская CNT доминировала в Каталонии. Такие периодические издания, как «Solidaridad Obrera» CNT, свободно распространяли революционную идеологию среди сознательного рабочего класса.Победа Народного фронта на выборах в начале 1936 года воодушевила рабочие союзы настолько, что они спонтанно провозгласили «Народную олимпиаду» в знак протеста против игр, проведенных в том году в нацистской Германии.

Так получилось, что летом 1936 года, когда призрак фашизма обрушился на континент, Барселона должна была провести беспрецедентное празднование международной солидарности трудящихся. Однако восстание в армии вспыхнуло всего за несколько дней до церемонии зажжения факелов.Время протеста Барселоны против фашизма прошло; момент, чтобы ополчиться против него, настал.

Рассказывая о вихре событий, произошедших в Испании тем летом в Homage to Catalonia , Оруэлл предполагает, что спонтанный революционный дух рабочего класса был единственной силой, способной противостоять националистическому перевороту Франко:

Когда начались проблемы, отношение [правительства] было слабым и нерешительным, настолько, что в Испании было три премьер-министра за один день.

Как только вспыхнуло восстание, организованные городские рабочие в ответ объявили всеобщую забастовку, а затем потребовали — а после борьбы получили — оружия из государственных арсеналов. Если бы они не действовали спонтанно и более или менее независимо, вполне возможно, что Франко никогда бы не встретил сопротивления.

Но они сопротивлялись, противостоя лучше вооруженным и лучше обученным армейским гарнизонам во многих испанских городах. О героических поступках и жертвах первых дней Оруэлл заключает:

Это были усилия, которые, вероятно, могли быть предприняты только людьми, которые боролись с революционными намерениями … Мне [т] трудно поверить, что анархисты и социалисты, составлявшие основу сопротивления, делали такого рода дело для сохранения капиталистической демократии, которая, особенно с точки зрения анархистов, была не более чем централизованной мошеннической машиной.

И он был прав. Когда рабочие группы подавили восстание в армии в Барселоне и по всей Испании, они начали строить радикально новый социальный порядок. К тому времени, когда Оруэлл появился в Барселоне шесть месяцев спустя, он мог справедливо заметить, что «большая часть фактической власти находилась в руках анархо-синдикалистов, которые контролировали большинство ключевых отраслей». В Каталонии этот процесс пошел дальше и длился дольше, чем в других испанских городах.

В Homage to Catalonia Оруэлл признается, с какой готовностью он купил то, что он назвал « News Chronicle New Statesman версия войны», чрезмерное упрощение, противопоставляющее свободу фашизму.Это был рассказ, призванный преуменьшить значение рабочей революции в Испании для всего мира.

Пребывание автора на местах оказалось быстрым политическим просвещением. Сначала в «ледяных окопах» на фронте, а затем, «уклоняясь от пуль коммунистов» за рабочими баррикадами на улицах Барселоны, Оруэлл получил образование.

Оглядываясь назад на Homage , Оруэлл пишет, что, прибыв в Барселону в конце 1936 года, любой, кто находился там с самого начала, уже почувствовал, «что революционный период подходит к концу.«Но« прямо из Англии », — вспоминал он, -« Барселона выглядела потрясающе и ошеломляющей ».

Несмотря на предчувствие событий, в которых он в конечном итоге примет участие, во время своего призыва Оруэлл признает свое счастливое незнание сложной политической динамики ситуации:

Революционная атмосфера Барселоны глубоко увлекла меня, но я не пытался ее понять. Что касается калейдоскопа политических партий и профсоюзов с их утомительными названиями — PSUC, POUM, FAI, CNT, UGT, JCI, JSU, AIT — они меня просто разозлили….Я знал, что служу в так называемом ПОУМ, но не осознавал, что между политическими партиями существуют серьезные разногласия.

Когда Оруэлл наконец нашел войну, к которой он так стремился, его ожидания вскоре не оправдались. В течение трех с половиной месяцев Оруэлл служил на Арагонском фронте, в то время укомплектованным в основном добровольными ополченцами, такими как марксистская партия, которой он служил, ПОУМ.

Ополчения строились на демократических организационных принципах, выбирая из своих рядов офицеров, не имевших особых привилегий и не получающих более высокой заработной платы.Спешно сформировав республиканскую оборону в начале войны, эти ополченцы представляли собой в основном необученную армию из тряпок, сталкивающуюся со всеми материально-техническими проблемами, какие только можно представить на войне, но с высоким революционным моральным духом.

Оруэлл нередко жалуется на то, что он был на фронте — на холод и дискомфорт, на плохую дисциплину и организацию милиции, на ужасно устаревшее вооружение. Прежде всего, он сообщает о подавляющем бездействии, поскольку он был далек от основных боев в то время вокруг Мадрида.

Некоторые из этих несчастий он считал просто уделом солдат на войне. Позже он узнает, что некоторые неудачи, такие как отсутствие современных винтовок и артиллерии, вовсе не были случайными. Но в то время он размышлял, что «этот период казался мне одним из самых бесплодных в моей жизни». Оруэлл присоединился к борьбе с фашизмом, но «пока… почти не воевал».

Возможно, единственное, что он действительно получил от своего развертывания среди добровольческих ополченцев, — это более глубокое понимание нюансов испанской ситуации:

Неделями подряд, в унылый период, когда ничего не происходило … Я оказался в центре политической дискуссии, которая практически никогда не заканчивалась … [В душной черноте землянок, за парапетом в морозной полуночи] часов, «линии» конфликтующей стороны обсуждались снова и снова.

Список различий между соперничающими фракциями крайне левых был исчерпывающим. Они лишь отложили в сторону свои конкурирующие цели перед лицом экзистенциальной националистической угрозы.

«Сталинский» ПКП и PSUC не доверяли конкурирующему нонконформистскому POUM, всем марксистским политическим партиям, но расходились во мнениях по поводу приверженности бывших сторонников поддерживаемого Сталиным Коминтерна в Москве. Между тем анархисты, придерживаясь своих либертарианских принципов, почти так же недоверчиво относились к марксистской бюрократии в любой форме, как и к буржуазному капитализму.

Самым серьезным вопросом в лагере республиканцев был нерешенный вопрос о революции. С самого начала Народный фронт представлял собой непростой союз между левыми революционерами и лоялистами-республиканцами, левым политическим центром Испании, который выступал против военного переворота. По сути, он представлял либеральную буржуазию и средний класс, каждый из которых очень опасался любой рабочей революции.

У них были веские причины — повсюду в контролируемой республиканцами Испании, где бы рабочие не брали контроль, следовали разной степени «красный террор».Десятки тысяч мирных жителей были убиты толпами, расстрельными командами и убийствами — не только известными и подозреваемыми франкистами (тактика широко распространена по обе стороны гражданской войны), но и землевладельцами, промышленниками, политиками и подавляющим большинством католического духовенства в стране. Республиканские зоны.

В лучшем случае лоялистское правительство можно было охарактеризовать как неохотно причастное к вооружению рабочих, и теперь оно должно было объединить эти противоборствующие стороны против общего врага с явными военными преимуществами.Обе фракции пришли к соглашению только о высшем приоритете в том, что война должна быть выиграна, и с этой целью правительственная сторона начала добиваться централизованного управления войной и перераспределения рабочих ополченцев в недавно сформированную Народную армию.

Революционный контраргумент, резюмированный лозунгом ПОУМ о том, что «война и революция неразделимы», настаивал на том, что рабочие не должны отказываться от драгоценного оружия, промышленности и военного командования, которые они выиграли, выступив против восстания.Анархисты и другие левые социалисты вместе с ПОУМ попали в этот революционный лагерь.

Коммунистическая партия сопротивлялась революции большую часть войны, и растущее влияние партии оказалось решающим. Коммунистическая линия отстаивала дисциплину и подчинение революционных целей военным усилиям и правительству, даже если это означало на время принять буржуазный капитализм.

Эта позиция соответствовала политике Коминтерна в Москве, продиктованной Сталиным.Эта политика служила его международным интересам в том, чтобы ухаживать за союзниками-демократами против нацистской Германии, настаивая на том, чтобы Народный фронт выглядел как респектабельный, дружественный к капиталу государственный деятель. Это сыграло на холодном расчете великих геополитических амбиций Сталина.

Следуя примеру советских чисток против анархистов или нонкомформистов «неконтролируемых», коммунистическая политика в Испании работала на систематическое ослабление радикальных соперников, используя преимущества Гражданской войны для консолидации власти.

Несмотря на отсутствие интереса Оруэлла к политическим сложностям Испании, они все равно определяли ход событий в Испании, оказывая решающую поддержку республиканцам.

В осажденном Мадриде оборона против наступления националистов стала настолько отчаянной, что республиканское правительство бежало из города в поисках безопасности. Современное оружие и военные советники, обещанные Сталиным, прибыли из России как раз вовремя, чтобы остановить эту волну. Колонна международных добровольцев, в основном организованная Коминтерном, прибыла на поворотный пункт.

Часть хорошо обученных и испытанных в боях internacionales в спасении Мадрида была доблестной и заметной, питая коммунистическую пропаганду, что только их дисциплинированное подчинение могло противостоять Франко. По мере того как лояльный средний класс увеличивал количество членов партии, влияние коммунистов в республиканском правительстве неуклонно возрастало.

Все это время революционные отряды пробирались сквозь холодную арагонскую зиму с устаревшими винтовками и ненадежными гранатами, ожидая советского оружия и возобновления наступления, которое так и не наступило.Со своей стороны, Оруэлл только позже осознал, что это бедственное положение было не простым совпадением, а преднамеренной политикой ведения войны против Франко при систематическом лишении прав революции.

Незаметно для себя правительство постепенно установило контроль над промышленностью и торговлей, что было названо «политикой уколов булавками». Каждый шаг, будь то разделение ополчения на Народную армию или установление централизованного контроля над некоторыми жизненно важными коллективными предприятиями, осуществлялся якобы во имя военных действий.На каждом шагу, объяснил Оруэлл, «что-то, чего требовала военная необходимость, было сдачей чего-то, что рабочие выиграли для себя». Они вряд ли могли протестовать; Победа над Франко была не менее важна для революционеров, если не более важна.

На протяжении всего своего пребывания на фронте Оруэлл считал внутреннюю борьбу Народного фронта пустой политической враждой. Только когда он покинул фронт, он начал понимать, насколько ценным было его время.

«Один вдохнул воздух равенства», — писал он позже. «[T] он испанские ополченцы, пока они существовали, были чем-то вроде микрокосма бесклассового общества».

Проведя почти четыре месяца на передовой, Оруэлл получил отпуск в Барселону. Там он столкнулся с быстро меняющимся характером жизни в республиканской Испании:

Каждый, кто дважды посещал Барселону с интервалом в несколько месяцев во время войны, отмечал необычайные изменения, которые в ней произошли… революционная атмосфера исчезла.Почти исчезли милицейская форма и синий комбинезон; все, казалось, были одеты в элегантные летние костюмы, в которых специализировались испанские портные … В городе произошли глубокие перемены … люди — гражданское население — потеряли большую часть своего интереса к войне … нормальному разделению общества на богатых и бедных , высший и низший класс, вновь заявлял о себе.

Революционный дух Барселоны ослабевает с каждым днем, и старые слои общества поднимаются на поверхность.Под очевидным возрождением буржуазной жизни Оруэлл повсюду слышал чувство подозрительности и тревожное предчувствие со всех сторон, что «скоро будут проблемы».

Время, когда автор отбыл в Барселону, — одна из замечательных случайностей истории. Беда пришла в то, что сейчас называют майскими днями 1937 года, чередой благоприятных событий, которые окажутся решающими для революции в Каталонии.

Приближалось 1 мая, Международный день трудящихся, профсоюзы Барселоны запланировали массовую демонстрацию солидарности с революцией.Однако, когда политическая напряженность достигла апогея, в последний момент демонстрации были отменены.

«Это было странное положение вещей». — прокомментировал Оруэлл. «Барселона, так называемый революционный город, была, вероятно, единственным городом нефашистской Европы, в котором в тот день не праздновали».

Насилие было вызвано попыткой захвата Гражданской гвардией городской телефонной станции — стратегически важной операции, коллективизированной в начале войны и с тех пор находящейся под контролем анархистов CNT.Когда полиция прибыла, чтобы захватить биржу, охранники CNT оказали сопротивление.

Перестрелка была истолкована рабочими города как явный шаг против профсоюзного контроля, что казалось неизбежным на фоне растущей политической напряженности в городе. Были заняты оборонительные позиции, и в течение двух дней различные группировки в городе взяли в руки оружие и подняли баррикады на улицах. Лас-Рамблас, центральная артерия Барселоны, стал фактически нейтральной зоной. Это было похоже на то, чего опасались лидеры всех сторон: гражданская война внутри гражданской войны.

Оруэлл стоял на страже со своими соотечественниками ПОУМ, которые объединились с CNT. Хотя Оруэлл вспоминает обоюдную оборонительную позицию ПОУМ и Гражданской гвардии, в других частях города это было не так. Всего в Первомайские дни в результате междоусобных боев погибло не менее пятисот человек. Республиканское правительство послало тысячи солдат в Каталонию для восстановления порядка, но к тому времени, когда они прибыли, рабочие баррикады уже были заброшены.

Как только стало ясно, что телефонная станция не была началом тотальной атаки на рабочий контроль, профсоюзные лидеры поспешно принялись за восстановление мира.Они призвали своих членов на баррикадах вернуться к работе, а ополченцев — остаться на фронте. Веря в единый фронт против Франко, революционный лагерь уступил требованиям правительства. Политика уколов снова победила.

Для революционных оппозиционеров в Каталонии майские дни стали началом конца. В последующие недели Оруэлл объясняет, как в Каталонии велась работа контрреволюции.

Бои в Барселоне дали [республиканскому] правительству долгожданный повод взять на себя более полный контроль над Каталонией.Рабочие ополчения должны были быть разбиты и распределены среди Народной армии.

Продолжалась централизация производств, управляемых рабочими. В ходе громкой коммунистической пропагандистской кампании ПОУМ было объявлено козлом отпущения майского насилия. Соперничающую марксистскую партию обвинили в подстрекательстве к восстанию в сотрудничестве с фашистами, а коммунисты призвали объявить ПОУМ вне закона. Протесты коммунистов спровоцировали правительственный кризис в Мадриде, что привело к дальнейшему сдвигу вправо и дальнейшей консолидации коммунистической власти.

Когда ПОУМ было объявлено вне закона, по городу прокатилась череда политических арестов. Лидер партии Андрес Нин был взят под стражу правительством, и после этого его никто не видел и не слышал. Потрясенный, Оруэлл сам почувствовал опасность из-за своей связи с ПОУМ и был вынужден бежать из страны. Разобравшись со своими марксистскими соперниками, коммунисты выступили против анархистов, и это было лишь вопросом времени, уничтожив революционную власть во имя все более смутной перспективы: победы.

Homage трезво оценивает роль коммунистов в серии контрреволюционных событий:

Общий поворот вправо начался примерно с октября по ноябрь 1936 года, когда СССР начал поставлять оружие правительству и власть начала переходить от анархистов к коммунистам … Русские были в состоянии диктовать условия . Нет никаких сомнений в том, что эти термины были, по сути, «Предотвратите революцию, или вы не получите оружия», и что первый шаг против революционных элементов, изгнание POUM из каталонского генералита, было сделано по приказу СССР. … Коммунистические партии всех стран могут рассматриваться как проводящие политику России, и нельзя отрицать, что Коммунистическая партия была главным двигателем сначала против ПОУМ, затем против анархистов и против [левой] секции. социалистов и вообще против революционной политики.После вмешательства СССР триумф Коммунистической партии был обеспечен…

Российская военная помощь прибыла в самый отчаянный час республики, предоставив необходимое оружие и боеприпасы, которые республиканская сторона оказалась совершенно не в состоянии собрать самостоятельно. Пока это длилось, эта помощь была существенным противовесом тому, что другая сторона была предоставлена ​​Гитлером и Муссолини. Но сколь бы героическими ни были ополченцы в сопротивлении первоначальному восстанию, их перспективы в обычной войне против Франко и его фашистских сторонников были чрезвычайно туманными.

Самолеты и танки Сталина шли со значительными ограничениями. Цена оказалась не только в знаменитых золотых запасах Испании, но и в подчинении советско-коммунистическому вмешательству в испанскую политику. Каким бы необходимым ни казался дисциплинированный коммунистический подход к военным усилиям, он был далеко не чист по своим мотивам. Решения республиканского правительства удержать власть от своих предполагаемых соперников — например, отказ эвакуировать жизненно важный завод по производству патронов в Каталонию вместо того, чтобы отдать его Франко — временами предотвращали саму войну.В конце концов, советской помощи и коммунистической дисциплины оказалось недостаточно.

Со своей стороны Оруэлл пришел к выводу, что с самого начала война была «по существу трехсторонней борьбой». Первомайские дни стали похоронным звеном революции.

История не только подтверждает суждение Оруэлла о коммунистических мотивах и роли СССР. Секретные советские документы, раскрытые только в 2003 году, доказали, что эти предательства пошли даже дальше, чем предполагал Оруэлл.

Ликвидация ПОУМ проводилась методично в рамках официальной коммунистической политики.На партийном собрании под влиянием России незадолго до Первомайских дней было принято решение обострить надвигающуюся конфронтацию. Андрес Нин, лидер ПОУМ, арест и исчезновение которого вызвали протесты в Барселоне, сопротивлялся пыткам и в конечном итоге был убит агентами Советского Союза.

Нин была не одна. С самого начала российской помощи коммунистическая политика в Испании, подотчетная Москве, призывала к устранению соперников авторитарной марки коммунизма, принадлежащей самому Сталину. По сравнению с соучастием, с которым Советы позже отказались от дела Испании, чтобы удовлетворить его пакту 1939 года с Гитлером, нам остается предположить, что подавление «неконтролируемых» в конечном итоге стало приоритетом Сталина в гражданской войне.

Замечательные события, в которых он принимал участие, оставили Оруэлла, в каком-то смысле, глубоко разочарованным. Готовность, с которой внешний мир воспринял преднамеренную дезинформацию об этих событиях, оставила писателя в крайнем недоумении.

«Иностранные капиталистические газеты», — писал он, несправедливо возложили вину на анархистов. Еще хуже для него было то, что коммунистические и прокоммунистические газеты на родине кричали, что ПОУМ организовало восстание, чтобы бросить войну Франко.

Он излагает список клеветнических репортажей после Первомайских дней в Daily Worker , News Chronicle и даже одну особенно вопиющую ссылку из New Republic , что на фронте в Арагоне его товарищи «играли в футбол». с фашистами на нейтральной полосе.«Это, как утверждает Оруэлл, — это то время, когда на самом деле войска ПОУМ несли тяжелые потери, а несколько моих личных друзей были убиты и ранены».

Оруэлл утверждал, что может заполнить полдюжины книг такими цитатами. (По крайней мере, один из них был, The Grand Camouflage, Бернетта Буллотена, в котором в 1961 году говорилось, что «миллионы проницательных людей за пределами Испании оставались в неведении о революции, не только о ее глубине и размахе, но даже о ее существовании. политики двуличия и лицемерия, аналогов которой нет в истории.”)

Тем не менее, Homage — это больше, чем просто поспешная попытка журналиста установить рекорд. Как обвинение в авторитаризме и дезинформации, он знаменует собой поворотный момент в неизмеримо влиятельной литературной карьере Оруэлла. Прежде всего, это непреходящая дань мечтам и идеалам коллективного духа, хотя кратко и зловеще проявившаяся в радикальном эксперименте по эгалитарным, либертарианским социальным изменениям.

«Как ни странно, — заключил Оруэлл после своего тяжелого испытания, — весь этот опыт оставил во мне не меньше, а больше веры в порядочность людей.”

Восемьдесят лет после Первомайских дней, Посвящение Каталонии остается доступной точкой входа в правдивую историю испанской революции. Это история, заслуживающая внимания сегодня, не в последнюю очередь из-за соучастия, с которым разбавленная версия испанской войны продолжает передаваться в классах и в массовой культуре.

В 1960-х годах Мюррей Букчин утверждал, что радикализм испанского толка уникально подходит для современных проблем государственного центризма, управленческого контроля и бюрократии.Революция не только представила альтернативное видение решения этих проблем — она ​​фактически достигла альтернативных режимов самоуправляемой и демократической организации и начала устранять изломы новой системы, нацеленной на старую неугасаемую идею: более эгалитарное, более либертарианское общество.

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *